Филимон Сергеев - Идущий от солнца

Вера набросила на лошадей брезент и, взяв ружье, осторожно пошла за Иваном. Она его не видела, но сердце ей подсказывало, что он где-то рядом.

Между тем парящий в раскаленном небе спецназовец не желал приземляться. Он властно парил в лазурном от солнца воздухе, и Вера уже видела его строгое сосредоточенное лицо, настороженные глаза и новенький автомат с японской оптикой и самурайским штыком. Парень висел над лесной низиной, словно огромный болотный лунь, внимательно рассматривая ее рельеф, и сообщал о своих наблюдениях по радиостанции. Вера выцелила спецназовский парашют и ждала сигнала. Приглядевшись к местности, она поняла, каким образом Иван хотел обезвредить парашютиста. Сначала прострелить купол парашюта, когда пацан будет лететь над топкой болотиной, и, отправив его в трясину, взять живьем. Секунды тянулись медленно и невыносимо, как вечность. «Вероятно, вертолет уже достиг „черной дыры“ – подумала Вера, – и задыхается от лучей солнца». Ей хотелось посмотреть на вертолет в подзорную трубу, но спецназовец уже находился совсем близко, и она, спрятавшись за толстую березу, с нетерпением ждала команды Ивана.

– Хэллоу, беби! – неожиданно донесся голос Майкла. – Моя рад тебя…

– Брось карабин! – оборвал его спецназовец. – Открываю огонь на поражение!

И низина опять утонула в невыносимом молчании. Вера затаила дыхание, прислушалась. Над болотом и прилегающим к нему лесом висела жуткая тишина. То ли ветер дул в сторону черной дыры, то ли вертолет полетел дальше, но гул его вдруг тоже исчез.

– Я тебе сказал, брось карабин! – опять закричал пацан, и парашют его внезапно изменил направление.

На некоторое время Вера потеряла спецназовца из вида, и в это роковое мгновение неожиданно раздался выстрел. Трудно было понять, кто стрелял. А еще через несколько секунд она вдруг увидела, что спецназовец летит прямо на березу и его страшный автомат, с острым, как шило, штыком, уже перед глазами. Ей стало страшно, руки затряслись, она не выдержала и почти машинально нажала на спусковой крючок ружья.

Душераздирающий крик оборвал тишину болота.

Пацан камнем свалился вниз, и стропы его разорванного парашюта, словно крылья подстреленной птицы, тоже полетели на землю.

– Верушка, что ты наделала?! – где-то совсем близко послышался голос Ивана. – Если десантник умрет, то это будет твоя четвертая жертва! Сейчас же встань на колени и проси прощения…

– Ваня, где ты?

– Здесь, рядом, в зарослях осинника.

– Мне страшно, Ваня. Не оставляй меня одну. Я не знаю, как это получилось, но я не хотела стрелять в парня. Его отмороженные глаза так напугали меня, что мне стало плохо, я не выдержала.

Иван показался из леса бесшумно и неторопливо, так же как и растворился в нем. И Вере вдруг снова почудилось, что он вовсе не человек и не житель брусничного суземья, а какой-то лесной призрак.

– Встань на колени и проси прощения, – вдруг опять строго, даже с несвойственным ему раздражением, сказал Иван.

– Ваня, миленький мой.

– Верушка, ты видишь, что происходит вокруг?! Да и со всем миром, который дал волю безрассудству, глупости, беспределу! Человек возомнил себя бог весь кем! Поставил свое плебейство выше космоса! Выше разума, которым наделил его Создатель! Дай сюда ружье! Я думал, выдержки у тебя больше.

Вера так растерялась, что несколько минут не понимала, что с ней происходит.

Она опять опустилась на колени, даже не поставив правый курок ружья в безопасное положение.

– Что еще сказать солнцу, Ваня? – почти шепотом спросила она и расплакалась.

– Скажи, что ты не хотела убивать этого десантника… И не реви – солнце не любит беспомощных плаксивых людей. – Иван взял ружье у Веры и повесил на плечо. – Помни, Верушка, это твоя четвертая жертва. Хотя никто из людей не имеет права нарушать баланс между живыми и мертвыми. Иначе космосу не хватит человеческих душ, чтобы снабжать ими новорожденных. И люди будут рождаться без души, как звери.

– Прости меня, великое Солнце. – сквозь слезы прошептала Вера, но голос ее неожиданно перебил стон спецназовца. Вера замолчала в растерянности, но Иван продолжил раскаяние.

– Прости, Господь, прости, прости. Проник в людей дух зла и подлости. Он, словно червь, людей сосет. Быть может, разум твой уймет!

Раскаленное солнце как будто слышало его голос, пылая над северными лесами и болотинами, и улыбалось ему. Журчали ручьи, переливаясь бесконечными многоцветными звуками, и казалось, весь мир, наполненный миллиардами цветов и красок, стремится к одной непоколебимой истине, которую затаил в себе где-то журчащий и до слез бессеребряный родник вечности. Казалось, все стремится туда, где пространство не имеет законченного движения и не измеряется одними цифрами и уравнениями. Туда, где тайну космоса и возникшую из нее земную жизнь может расшифровать только ее Создатель. Наверно поэтому Иван Петрович Кузнецов даже не вздрогнул, даже не моргнул глазом, даже не перекрестился, когда еще один мощный оглушительный взрыв содрогнул весеннюю тайгу, и солнце, излучая добрый свет, словно облегченно вздохнуло, как будто ласково улыбнулось Ивану.