Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– Как! – не поняла Вера и, поперхнувшись, выронила из рук пробку.

– Такие моя условия. Ивана Грозный – пуля в голова, это самый надежный проект, – еще раз повторил он. – А родниковый жидкость на фоятон, и ту-ту… Америка. Моя хочет пить за это, и ты должна пить. – Он поднял полиэтиленовую пробку, которую выронила Вера, налил в нее самогон и, взяв свою кружку, пристально посмотрел на четверть с родниковой водой. – Моя праздник себе сделала. Этот вода божественный. Этот вода – медиум. Моя будет шептаться с духом Платона, Сократа, Кромвеля, Гитлера, Сталина…

– Постой, постой, Майкл! Я тебя не понимаю. Скажи мне, ты человек или.

– Потом, Вера, потом о человеке. Давай выпьем за наш совместный любовь и родниковый бизнес.

– А мне кажется, Майкл, что ты не человек, – настаивала на своем Вера, и, опять вспомнив слова Ивана, сняла с себя куртку, рубашку и осталась в одной безрукавке.

– Ты молодец, принцесса Англии. – сразу обрадовался Майкл. – Ивана может скоро прийти. Моя и ты современный новый люди. секс-гемониды. Моя тоже сейчас разденется. Только сначала выпьем, потом Ивана Грозный пуля в голова, а вечером моя и ты динь-динь и бай-бай.

– Майкл, подожди! Иван спас тебе жизнь, а ты его убить хочешь?!

– Ивана Грозный моя конкурент. Я боюсь его. Он может сделать Россия великий держава, хозяйкой душ солнца. Его родниковый вода имеет связь. космос. Вселенной. орбитой человеческих душ. Карабин Ивана тут. Значит, это успешный начало моя бизнес-плана.

– Какого бизнес-плана?

– Пуля ему в голова – самый хороший надежный проект. Моя бы сказала: генеральный проект.

– Какой еще к черту проект?!

– Генеральный. Так мой английский предка покорял Америка. А моя теперь так покорял Россия. Пока беглый животный Ивана без пуля в голова, инвестиция капут. Животное надо бах, бах!

– Сам ты животное! – не выдержала Вера и отдернула левую руку, прижатую к его гениталиям. – Майкл Сорез, ты проходимец. Ты не должен носить распятие! – вдруг громко, еле сдерживая слезы, сказала она и, бросив полиэтиленовую пробку ему в лицо, неожиданно вцепилась обеими руками в его золотой крест. Майкл вскрикнул, но она что есть силы рванула металлическую цепочку и сдернула символ с его обожженной груди. Она не знала, куда деть крест, потому что опять вспомнила слова Ивана: «Не трогай чужой крест, каким бы он ни был. Это не твой крест». Тогда Вера прижала его к своей груди, которую плотно закрывала золотисто-серебряная безрукавка, и вдруг почувствовала в пальцах рук сначала еле заметное покалывание, а потом быстро растущее жжение. Майкл смотрел на ее грудь и глаза его дергались, учащенно моргали, как будто в них плеснули кислотой. Большой четырехконечный крест, коснувшись сияющей на солнце безрукавки, неожиданно и по неизвестным причинам вдруг стал таять на глазах. Жидкость от его светлой массы стекала по безрукавке на влажный весенний мох и растворялась в нем, как будто была его необходимой частью. Через несколько секунд креста не стало, а Вера потеряла сознание.

Очнулась Вера на руках Ивана. Он сидел на розвальнях и, обхватив ее хрупкое тело длинными худыми руками, громко плакал.

– Господи, – шептал он, склонившись над ее бледным лицом. – Неужели взаимная любовь всегда так быстро кончается? Вера, Верушка! Дорогая моя невестушка, не оставляй меня одного на этой грешной земле. Я слышу, как еще бьется твое сердечко. Счастье мое драгоценное, будь ко мне снисходительной, потерпи до брусничного суземья. Там я тебя вылечу, а если не вылечу, то отправлю твой дух туда, где мы свидимся.

Иван от отчаяния и жгучих слез даже не заметил, как Вера открыла глаза и, затаив дыхание, слушала его исповедальные откровения. И как только он, обессиленный душевной болью, уткнулся лицом в ее разгоряченную грудь, она обняла его и прошептала еле слышно:

– Ваня, я хочу тебя, очень хочу… Я твое крылышко одной радости. Сейчас хочу… Потом я не знаю, что будет со мной. Я в шоке от этого неблагодарного Майкла, от этой запутанной жизни, среди людей без веры, стыда, совести. Майкл не человек! Это электронная машина зла, жестокости. Это бизнес-«животное», на уме у которого одно стремление: пожирать себе подобных ради собственной шкуры. Он настолько глуп в своей алчности, невежестве, что там, где он чего-то добивается, там все вокруг рушится и превращается в прах. Он хочет убить тебя! За что, Ванюша?! За что?! – Она почти до самых губ подняла свою солнечную безрукавку и, обнажив еще совсем подростковые груди, пахнущие силиконом и французскими духами, как можно крепче обняла Ивана. – Ваня, он хочет присвоить твой чудо-родник, твой духовный рай, называя его бизнес-медиумом. Он будет варить на нем свое мерзкое «бабло».