Филимон Сергеев - Идущий от солнца

Иван Петрович пристально вгляделся в глаза Молчанова, затянулся ароматной сигаретой и вдруг ответил, тихо, почти шепотом:

– Теперь, дорогой мой человек, кристалл я доверяю только вам. Не Мурзе Кокотоновичу Свистунову, который его тут же перепродаст, а на вырученные деньги обретет наложницу… и не начальнику милиции… Тот сразу арестует кристалл как происк оккультизма. А вам, Александр Тимофеевич.

– Почему ты хочешь сохранить именно кристалл? Что-то я не совсем понимаю, – опять перебил Молчанов.

– Я и сам сначала не мог понять. Но когда увидел на прозрачном камне все материки нашей планеты, у меня волосы встали дыбом. Мне стало ясно, что кристалл звездного происхождения и так же, как космический разум на орбите человеческих душ, концентрирует заряд энергии человеческого духа. По всей видимости, он выполняет функции, связанные с нашей планетой. То есть он тоже может оказаться диспетчером человеческой энергии, летящей на землю и обратно в космос.

Молчанов задумчиво покачал головой и выпил оставшееся в стакане виски.

– Значит, прозрачный камень может творить такие же комбинации, как родник?! – сильно переменившись в лице, сказал он и развел руками. – Чудеса, да и только.

– Великие чудеса.

– Давай, я еще принесу виски, и мы поговорим обязательно о моей помощи. Я чувствую, что моим работникам сегодня не дождаться меня. – Он пошел к вертолету, а Иван Петрович, посмотрев ему вслед, вдруг ощутил к своему давнему приятелю какое-то светлое, почти неземное благостное чувство, которое к нему приходило редко по отношению к людям, имеющим статус коммерческого и весьма продвинутого лица. Обычно он таких людей за версту обходил, даже побаивался, считая их малодуховными и слишком не пригодными для того, чтобы сохранить жизнь на Земле. А если учесть, что в тюрьмах, в которых он сидел, были в основном граждане «силового бизнеса» и рыночно-цифровых профессий с компьютерно-калькуляторным мышлением, из чиновничьих боевых отрядов с мозгами кроликов, то такие человекообразные персоны вызывали в нем либо досаду, либо отвращение. Но здесь было все не так. Молчанов оказался человеком олицетворяющим надежду даже в том случае, когда на нее почти не было шансов. Когда он выигрывал какое-нибудь дело в бизнесе, то многие возмущались, мол, карты были крапленые. Но доказать этого никто не мог. «А коч Семёна Дежнёва! – как любил шутить Александр Тимофеевич, – идет, доверху наполненный моржовым клыком да анадырскими соболями, оставляя позади Америку и многие благополучные страны».

– Не вешай носа, звездочет! Я, конечно, не все, но кое-что понял. Теперь я знаю, какая муха укусила тебя, – пытался он успокоить Ивана, поставив на пенек бутылку виски и походное зеркало.

– Муха не меня укусила, а все человечество, – поправил его Иван. – И потом, Александр Тимофеевич, мне не до шуток теперь.

– А мне, думаешь, весело? – перебил его Молчанов. – Это я так… потому что, глядя на тебя, любое сердце от жалости вздрогнет. Ты посмотри на свои заиндевевшие глаза, на голову свою, как лунь, поседевшую, посмотри. – Молчанов протер зеркало от технической пыли и протянул Ивану.

– Глянь на свое лицо. Ты, наверное, забыл, что любой уважающий себя человек, как бы ни было трудно, на человека должен походить… а ты на кого похож?

– На кого?

– На гориллу, которая только что с ветки спрыгнула, или дикобраза, за которым волки гонятся. Ты довел себя до состояния, в котором тебя все раздражает, а Земля, которую ты раньше боготворил, посвящал ей стихи, стала для тебя кладбищем и, по-моему, царством изысканной жестокости. Ты должен взять себя в руки, Иван, и окружить людьми, близкими тебе по разуму, сердцу. Иначе на другой планете может все повториться.

– Но там нет тюрем.

– В каменном веке их тоже не было. За провинность просто лишали жизни без суда и следствия. Любая цивилизация совершенствуется, но замашки и привычки людей по-прежнему остаются каменного века.

Иван взял в руки зеркало и посмотрел на свое лицо. Если бы он не знал, что оно всего-навсего оболочка души, то он сильно бы расстроился. После взрыва тротиловых шашек оно было изрыто мелкими ссадинами, а местами словно измазано сажей. Он достал носовой платок, смочил его крепким напитком и тщательно протер лицо. Но сажа не исчезла, только кожа покрылась красными пятнами.

– Говорят, что лицо – зеркало души, – с досадой сказал он, стараясь хотя бы прижечь воспаленные ссадины. – Но это не относится к современным людям. Для наших «интеллектуалов» лицо – маска, за которую не надо платить деньги, протирать и снимать на ночь. Даже телевидению и рентген-кабинетам не всегда удается снять эту, порой нечеловеческую маску с лица. Поэтому, особенно у чиновников, лица очень похожи, как будто они все братья и сестры, и кормушка их находится на том месте, куда большей части человечества вход запрещен.