Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– еще громче и надрывнее продолжил декламировать Иван.

– Правильно, Ваня, молодец! – не смог сдержать своего отношения к стихам Федор Понтелеймонович. – Дай волю безграмотному рыночнику – все пропьет или продаст. И Пушкина с грязью размажет, и Есенина экранизирует так, что даже алкоголикам и наркоманам стыдно за него станет. Лишь бы только плоть свою безнравственную позабавить да брюхо свиное всякой заморской гадостью набить.

– еще громче и напористей скандировал Иван Петрович, размахивая длинными руками, словно мельница крыльями:

– Моя видит в тебе современный Пушкин или соплеменник его. А Дантес там. в кутузка. зона особого режима, – никак не мог успокоиться Майкл Мардахаевич. – Выпьем, добрая старушка, что ты киснешь у окна? Выпьем виски! Где же кружка!? Бардачок наш без вина.

– не обращая внимания на комические выпады профессора, неистово продолжал Иван Петрович.

Читая свои стихи, Иван Петрович находился на большом эмоциональном подъеме и в каком-то невероятном ощущении многих роковых проблем России.

Он даже не заметил, как его ненаглядная Верушка подошла к вертолету и внимательно слушала стихи своего любимого, своего загнанного в таежное лежбище необыкновенного Ивана. Стихи, наполненные горечью и болью за русский народ, его безысходную судьбу, веру, страдания.

Они хоть и были написаны старомодным поэтическим слогом, но тронули ее сердце.

В эти мгновения протеста и ненависти к той жизни, которую он осуждал и жалел одновременно изо всех сил, он был еще краше, еще привлекательней и еще больше нравился Вере. Она буквально сходила с ума от его мужества и мужицкой страсти, с которой он декламировал свои сочинения. В них она чувствовала дыхание его светлой души, его неповторимую негу мужской плоти, полет его взаимных чувств.

– Спасибо тебе, Иван Петрович, за оду, – с грустью сказал Молчанов после долгих раздумий. – Ты меня порадовал своей искренностью, конкретным, хоть и старинным слогом, а главное, я почувствовал в стихах, что ты любишь Россию. И эта самоотверженная неистовая любовь, как ни странно, приносит тебе очень много страданий и в то же время радость. – Александр Тимофеевич хотел сказать еще что-то по поводу оды, но его жена Лена, оставив пилота, подошла к мужу и ласково прошептала ему на ухо:

– Саша, я есть хочу, время обеда уже наступило. Нас ребенок ждет.