Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– От чего? – стряхнув слезы, перебил его Иван.

– Неужели так трудно сообразить? Ведь ты добился того, чего нам, простым смертным, и во сне не снилось. Ты научился общаться с душами людей, которые жили несколько тысяч лет назад, и с теми, которые еще только собираются жить в оболочке других людей. Не с душами, которые сами лезут в твое нутро и просят заплатить за свет, газ, квартиру, а с душами мудрецов, которые соединили тебя не с тетей Сарой по супермобильнику, изготовленному специально для мартышек и прочих обезьян, а с разумной вечностью – с безмерной, пока что еще непостижимой для обычного человека и не умирающей. Ты уже соприкоснулся с ней, потому что души, с которыми ты общался, жили в разных тысячелетиях и в разных фазах орбиты солнца. Значит, тебе удалось еще при жизни на Земле соединить свой дух с душами других людей. Это многого стоит. Это мечта любого здравомыслящего человека. Потому что вечность Вселенной, ее разум раскрывает перед человеком такие тайны мироздания, такие возможности, о которых он, даже побывав в другой Вселенной или на планете Одиссея, не мог представить! Зачем ты, Иван Петрович, впадаешь в панику?! Хватаешься за Землю как за спасительную соломинку. Да ты, дорогой мой, если попадешь в другую цивилизацию, к другим людям, у которых голова набита не опилками равнодушия и цинизмом преступного бизнеса, откроешь еще не один родник. И планету еще не одну окучишь. Ты должен радоваться, что на связь с тобой вышли души таких звездных людей, о которых современные мудрецы только с помощью Интернета кое-что знают. И то в виртуальном режиме. Давай выпьем, Иван Петрович, за твои обалденные успехи! И если даже инопланетяне не появятся, им же хуже. Главное, чтобы солнце не потеряло свой космический разум и не погубило родниковый кристалл. На, держи фляжку и сделай из нее четыре глотка…

– Почему четыре? – сильно переменившись в лице, растерянно спросил Иван и, посмотрев на солнце, перекрестился.

– За каждый костер по глотку… А если пришельцы не появятся, мы отдельно выпьем за кристалл и будем собираться к морю, искать другое капище. Давай, Ваня, не тяни резину.

– Моя тоже хочет русский первач, – неожиданно почти простонал профессор, внимательно слушавший философские рассуждения «Айвазовского».

– Тебе Америка нальет… Если ты, конечно, доберешься до нее, – почему-то огрызнулся Федор Понтелеймонович и, протянув фляжку Ивану, заставил его сделать четыре глотка. – Ну вот, молодец, я тоже выпью, а потом костер надо распалить так, чтобы каждая земная тварь знала, что мы покидаем планету, на которой все подчиняется «баблу».

– Не говори так, Федор. мне горько, до слез обидно, когда ты говоришь так, – одернул его Иван и налил еще первача. – Мне каждая тварь земная теперь дорога вдвойне, как никогда. И прошу тебя, не обижай Майкла. Посмотри, как он побледнел. В глазах его тоже катастрофа. Дай выпить бедолаге, – Иван взял из рук «Айвазовского» фляжку и протянул профессору. – Пей, Майкл Мардахаевич, да о науке больше думай. Бизнес без науки – слепой котенок, а может и губитель ее.

– Ваня, ты посмотри на свои глаза, – перебил его «Айвазовский». – В твоих глазах не то, что катастрофа, а расщепление атома на самые ужасные куски, от которых и в самом деле земля потеряет связь с космосом.

– Тогда прошу тебя, Федор Понтелеймонович, дай мне сделать еще пару глотков!

– Нет, Ваня, больше пить не дам. Сначала нам надо работу закончить. У нас еще два костра. а там осина. Она, как тебе известно, не горит без керосина.

Федор Понтелеймонович еще угостил иностранца самогоном, хотел выпить сам, но, глядя на Ивана, вдруг почувствовал, что с его другом происходит что-то неладное, и еще раз протянул ему фляжку.

– Тебе плохо, Ваня, я вижу, что губы у тебя дрожат, и сигарету ты держишь в руках, как будто это не сигарета, а наковальня. Выпей сколько тебе хочется, и отдохни немного. Главное теперь – силы не потерять. Ты слышишь меня, Ванюша?

Иван Петрович, сделав несколько глотков, неподвижно смотрел на своего друга и был в состоянии какого-то полного безучастия к окружающему его весеннему благоденствию.

– Ух, как тебя забрало, дружок. Сил нет?! Дай-ка я тебя спать уложу, лишь бы ты не заболел. Ложись вот здесь, под глухариной сосной. Не севере есть разные сосны, – обратился он к Майклу, – а под Москвой, где я последний раз срок отбывал, только глухариные. Потому что там такие «глухари» живут, от которых я седой весь, и зубы у меня не трансплантаты, а обычные протезы. Один такой «глухарь» в форме лейтенанта так мне кишки отбил, что суп я теперь ем только из боровой дичи. – Поспи, Ваня, потом обедать будем… Наверно, бульон из рябчиков Вера уже приготовила.