Филимон Сергеев - Идущий от солнца

«Айвазовский» уложил своего друга на кочку под дерево, но, как только Иван уснул, пронзительный гул вертолета донесся до болотной низины.

– Опять гости, – Федор взял карабин, хотел разбудить Ивана, но передумал. Вертолет летел прямо на костры и, по всей видимости, уже искал место для посадки.

– Я тебе присяду, разбойник! Ты у меня живо носом клюнешь, – «Айвазовский», проверив карабин, побежал в сторону вертолета. Но его, видимо, заметили, потому что грузовые двери вертолета сразу распахнулись, и кто-то в белой одежде выбросил на землю плетеную корзину. Корзина по инерции полетела в сторону костра, а вертолет пошел на посадку. Федор Понтелеймонович подбежал к сосновой корзине и сразу понял, что в дверях вертолета стояла Марья Лиственница. К ручке корзины был привязан целлофановый пакет с запиской: «Не стреляйте, это я с Александром Тимофеевичем Молчановым. Мария.». Предупреждение было написано губной помадой.

– Иван Петрович, проснись, Молчанов прикатил! – сразу закричал «Айвазовский». – Майкл Мардахаевич, разбудите его!

Но Ивана не надо было будить. Услышав рев вертолета, он сразу поднял голову, а увидев в небе падающую корзину Марьи Лиственницы, уже изо всех сил торопился к вертолету. Появление Молчанова сейчас было просто необходимо. И он бежал и ревел на ходу от счастья и радости, с трудом передвигая ноги от бессонных ночей и космических потрясений.

– Вот молодцы, вот это я понимаю! С такими темпами любого «Мистер Шмита» обойти можно! – радовался он, размахивая обессиленными руками и стряхивая на ходу слезы. – Уму непостижимо! Вы бы только знали, как вы нужны сейчас! – не сдерживая эмоций, почти застонал Иван, помогая Молчанову выйти из вертолета. – И не только мне нужны – всему человечеству! – Он пытался себя успокоить, но слезы счастья и радости так растревожили его душу, что он только всхлипывал.

– Подожди, Иван Петрович… дай отдышаться. Ну и берлогу ты себе выбрал, – бархатным голосом пытался успокоить его Молчанов. – Я, конечно, догадывался, что твое брусничное суземье находится среди топких болот и хвойных урочищ наших русских лесов, но такого. я никак не ожидал.

Александр Тимофеевич снял с себя светлый пиджак кремового цвета и, приветливо улыбнувшись, подал руку. Иван пожал руку предпринимателя и вдруг почувствовал в его теплых и сильных пальцах какую-то еле заметную неуверенность, даже слабость какую-то.

– Я не один, Ваня, – тихо сказал Молчанов, поглядывая на заметно разгоравшийся костер. – Мы с женой летели на сосновую делянку. посмотреть лес, который собираемся купить, и вот неожиданность: Марья Лиственница стоит на берегу Чаги, машет нам что есть мочи и плачет. Пришлось приземлиться и взять ее.

– Вместе с кристаллом!? – испуганно спросил Иван.

– А куда денешься? И лошадь пришлось забрать в грузовой салон. Лиственнице плохо, она всю дорогу плакала, а сейчас из вертолета выходить не хочет. Иди, поговори с ней.

– Сейчас выйдет. Опять нюни распустила.

Иван решительно подошел к широко распахнутой двери вертолета и замер в оцепенении. Такую Марью Лиственницу он никогда не видел. Она была одета в ярко-белое ситцевое платье с большим декольте, отороченным тканью из голубых цветов. Строчка проходила по соскам ее вздернутой груди, и от этого грудь казалась необыкновенно округленной и девственной пропорциональной формы. На голове ее была тоже ярко-белая косынка, а поверх косынки – венок из первых цветов черемухи.

– Мария?! Что с тобой?! Для кого ты вырядилась?! – вкрадчиво спросил Иван.

– Для тебя… Если ты меня бросишь, то я умру… – так же тихо ответила она и заплакала.

– Подожди, Маша. Сейчас не это главное.

– Главнее ничего быть не может. Я люблю тебя и ничего с собой не могу поделать. У меня очень кружится голова, и, кроме тебя, в этом мире никого нет. Я хочу улететь с тобой на другую планету.

– Подожди, Мария. Это невозможно.

– Для тебя нет ничего невозможного. Ты знаешь об этом, – настаивала на своем Мария Лиственница.

– Ну да, ну да. – растерянно развел руками Иван.

Такого поворота в поведении Марии Иван Петрович никак не ожидал. «Ведь у нее есть законный муж, Михаил Афанасьевич Лешуков, с которым она прожила не один год и нарожала прекрасных здоровых детей, – размышлял он. – И дом свой есть, роскошный, рубленый дом с огромным сеновалом, скотными хлевами, погребами и баней из мореной сосны, что ей еще надо? Любви? Но какая к черту сейчас может быть любовь, когда решается вопрос, будет жить человек на земле или нет?!»