Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– Чем отравить?

– Маком. его опасный дурман.

– Оказывается, можно, Майкл Мардахаевич. Надеюсь, профессор, вы продажей наркотиков не занимаетесь?

– Твоя плохо думает.

– Тогда надевай на голову мою золотистую тряпку и пойдем носить дрова.

Северная весна ни с чем несравнимым буйством и каким-то щемящим душу удивительным благоуханием уже стучала во все дыры и щели уставшего от зимы таежного капища.

И, по всей видимости, солнце понимало это. Оно словно разгоняло тучи и старалось изо всех сил греть заливные луговины лесной реки с ярко зеленеющей травой. Оно словно знало, что исхудавшему за зиму животному миру надо восстанавливать свои силы и надежда млекопитающих только на природные дары.

Видимо, поэтому луга были ослеплены солнцем и согреты его необыкновенным теплом.

Майкл Мардахаевич даже остановился от удивления, заметив на противоположном берегу реки редкую картину.

– Мистер Майкл, прошу не отставать! Вы слышите меня?! Теперь многое зависит от нашей расторопности. Что с вами? – подгонял Иван к первому костру.

– Моя не знает слов… как это понимать! – вдруг замер профессор и остановился.

– Чего понимать? – Иван тоже остановился.

– Да этих самых. неразумных животных. – профессор указал на другой берег реки.

– Каких животных?

– Которые там, на лугу… Теоретически они должны нападать друг на друга. Сильный хищник должен кушать слабый и хрупкий газель, а газель должен убегать.

– Это маленькие лосята. Газель у тебя в гараже. На севере газелей нет. Ослов тоже нет.

– А у нас в Америке они есть, и много.

– То, что медведи пасутся на одном лугу с зайцами и лосями, современному человеку не понять. – с горечью сказал Иван.

– Моя тоже не понимает..

– Таков закон Вселенной… Вот так-то, Мардахаевич! Когда я первый раз увидел такую картинку – тоже удивился. Но я могу только догадываться, почему это происходит.

– Почему?

– По-моему, у меня наивное представление об этом.

– И все-таки, Иван Петрович, – подключился к разговору «Айвазовский», тоже остановившись на тропинке. – Поясни профессору этологии, почему это происходит. Может, он тебе в Гарвардский университет рекомендацию даст. Или еще что-нибудь в этом роде.

– Эх вы, профессора. Жалкие теоретические роботы перед любым неожиданным поворотом природы, – Иван тяжело вздохнул и, посмотрев на заливной луг, усмехнулся. – Наверно, только люди способны пожирать друг друга независимо от времени года. Эти медведи, по-видимому, проснулись от спячки в сыром, затопленном углу леса. Они худые, костлявые, словно загнанные зайцы. Им сейчас не до той пищи, которую надо догонять и тащить в лесные дебри. И лоси это чувствуют, потому что после лютой зимы сами находятся в бессилии. Идем, Майкл. В ольховые костры придется добавлять еловые и березовые дрова. Ольхи осталось совсем ничего.

– Жаль, фотоаппарата нет, – не успокаивался профессор. – Моя бы сделал редкий для науки фото.

– Потом, мистер Майкл, потом. Идем. Неужели инопланетяне кинут нас? – Иван опять остановился и посмотрел на небо, которое было свободным от облаков и таким синим, как будто его забросали полевыми васильками. – Я всегда верил пришельцам. Неужели не прилетят?!

Мысль о том, что родника больше не существует, словно раскаленная, пуля сидела где-то внутри него и не давала покоя. Она приводила в ярость, когда он смотрел на водное пространство бассейна. «Неужели они подведут?» – сверлило где-то внутри и страшно хотелось не идти, а бежать к первому ольховому кострищу и завалить его самыми сухими дровами.

– Как бы пожарники наш огонь не разнюхали, – словно читая его мысли, раздраженно выдавил «Айвазовский». – Мало нам наемных сыщиков.

– Не сыпь соль на рану, Федор Понтелеймонович. Теперь, если что, от каждой собаки придется отстреливаться. Надеюсь, ты патроны не стал взрывать вместе с тротилом?

– Никак нет, Иван Петрович, – бойко ответил Федор Понтелеймонович, прижимая к плечу трофейный спецназовский автомат. – Конечно, хотелось бы в сложившихся обстоятельствах не наломать дров. Если космоплан не прилетит, придется морем уходить. Иначе повяжут – и опять тюрьма…

– Кому тюрьма, а кому Америка. – попытался пошутить Иван, но получилось плохо, не к месту.

– Моя с вами пойдет! – вдруг резко, словно отрезав скальпелем, возразил Сорез. Ему, видимо, не понравилась шутка Ивана. Он хотел еще что-то сказать, но сдержался.