Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Я не удивилась, когда вскоре раздались приглушенные проклятия Эми в адрес сообщниц.

– Эту картинку сюда не клей. Тупая, что ли? Давай сюда!

Не открывая глаз, я глубоко дышала, притворяясь спящей. Пусть считают, что улыбалась я во сне.

Мы показали им средний палец. Никому не понравится, когда с тобой обращаются как с животным в зоопарке.

Утром я вышла из отсека, чтобы оценить их работу. На стенах висели блестящие фотографии моделей и бутылок с алкоголем, нарисованные буквы складывались в слова: «С днем рождения, Пайпер!!!» К стене была прилеплена шоколадка «Дав» и куча конфет, которые мне было в жизни не съесть. Мне было очень приятно. Весь день я получала поздравления. «Тридцать пять – тебя не сломать!» – сказал мой начальник в строительной мастерской и рассмеялся, когда я поморщилась.

После обеда я нашла на своем шкафчике маленькую белую коробочку из бумаги, украшенной резными узорами. Рядом с ней лежала открытка от Маленькой Джанет.

Пайпер, в твой день рождения желаю тебе всего самого лучшего – здоровья, силы, уверенности, умиротворения. Ты невероятно красива как внутри, так и снаружи, и в этот день о тебе многие вспоминают. Я никогда не думала, что встречу здесь такую хорошую подругу. Спасибо тебе, сумасшедшая, за то, что ты есть. Будь сильной и не позволяй себе грустить – совсем скоро ты будешь дома, среди тех, кто любит и обожает тебя. Надеюсь, тебе понравится эта маленькая коробочка, я сделала ее специально для тебя.:) Я делала ее, думая о тебе. Конечно, подарок невелик, но хотя бы что-то – надеюсь, ты посмотришь на него и улыбнешься. Ты всегда будешь в моем сердце.

С Днем рождения, Пайпер, живи до ста лет.

С любовью, Джанет

Чем больше у меня появлялось подруг, тем больше людей хотело меня накормить: иногда мне казалось, что обо мне заботилось сразу полдюжины еврейских мамочек. Я никогда не отказывалась от второго ужина, ведь знать наверняка, когда еще раз удастся вкусно поесть, в тюрьме было невозможно. Однако, несмотря на высококалорийную диету, я делала успехи в йоге, таскала сорокакилограммовые мешки с цементом на работе и пробегала как минимум тридцать миль в неделю, поэтому не полнела. Не принимая таблеток и не употребляя алкоголь, я подозревала, что на воле либо сразу сорвусь, либо двинусь на здоровом образе жизни, как йогиня Джанет.

Срок йогини Джанет подходил к концу. Скоро ее должны были освободить, поэтому я не упускала возможности позаниматься с ней йогой, внимательно прислушиваясь к ее советам относительно правильности поз. Прежде я еще ни разу не испытывала противоречивых чувств относительно освобождения какой-либо из заключенных, ведь это всегда было радостно, но отъезд Джанет был для меня серьезной личной потерей. Я бы ни за что в этом не призналась, потому что стыдилась своих чувств, но мне оставалось сидеть еще более четырех месяцев – и я не представляла, как справлюсь, когда ее не будет рядом. Йогиня Джанет всегда находила для меня слова поддержки и утешения и подсказывала, как за решеткой не потерять себя. Глядя на нее, я училась быть столь же деликатной и обаятельной, столь же доброй и терпеливой в таких суровых условиях. Я могла только надеяться однажды стать такой же щедрой, как йогиня Джанет. Но при всем этом она оставалась сильной: Джанет была не промах.

«Десятипроцентный рубеж» (тот этап федерального срока, когда заключенного разрешается перевести на временную квартиру) Джанет уже прошел, и она была вне себя, потому что ей до сих пор не назвали дату освобождения. Перед отправкой домой всем становилось не по себе. Мы цеплялись за эти цифры и даты.

Но в конце концов йогиню Джанет отправили домой, а точнее – на временную квартиру в Бронксе. В утро ее освобождения я во время завтрака пришла в комнату свиданий, откуда на волю выходили все обитательницы лагеря. Почему-то обычай велел тюремному шоферу подгонять белый минивэн именно к этой двери, возле которой собиралась небольшая группа провожающих, после чего Тони отвозила уже почти свободную женщину в тюрьму через дорогу. Большинство уносило с собой лишь небольшую коробку с личными вещами, письмами и фотографиями. Попрощаться с Джанет пришли все ее подруги: сестра Платт, Камила, Мария, Эспозито, Гхада. Гхада то и дело всхлипывала – она совсем не умела держать себя в руках, когда кто-то из симпатичных ей заключенных отправлялся домой. «Нет, цыпочка! Нет!» – сквозь слезы причитала она. Я так и не знала, сколько ей оставалось сидеть, но, видимо, довольно долго.