– И где мне прикажешь сегодня спать? – разгневанно спросил он.
Он знал, что кровать, на которой спала проститутка, – это табу, он не хотел запятнать себя несчастьями в довесок к своему обычному невезению.
Хуэй Маото не понял, в чем дело, и сказал:
– Каждому по кровати, можешь спать на какой хочешь.
– Ни на какой не буду спать, – ответил Дабао.
Хуэй Маото предложил позвать коридорного и поменять белье.
Тот не согласился.
Хуэй Маото предложил ему переселиться в другой номер.
Он и на это не согласился.
У Хуэй Маото закончились варианты.
– И что ты предлагаешь? – спросил он.
Дабао не ответил, а побежал к служебной стойку, где потребовал одеяло и циновку, расстелил ее на полу и улегся там.
Он неожиданно ощутил, насколько утомительным выдался день и как же хорошо наконец-то улечься.
Хуэй Маото, сгорбившись, сидел на кровати.
– Я виноват перед тобой, – сказал он.
Дабао почувствовал, что чуть перегнул палку.
– Такой я человек, – объяснил он. – Родился ущербным, на этих узеньких коротеньких кроватях не могу спать – на них ног не вытянешь, мне на полу удобнее. – Помедлив, он досказал: – В те годы мы в изоляторе несколько месяцев спали на полу, и разве это было не превосходно? Я тогда еще уступал тебе соломенную циновку.
– О, я еще помню.
– Как же можно не помнить! На всю жизнь запомнишь.
Хуэй Маото спрыгнул с кровати и босиком подошел к Дабао, предложил ему сигарету и, чиркнув спичкой, дал прикурить, после чего вернулся на кровать и уселся там по-турецки.
– Я как раз думаю, что первую половину жизни прожил исключительно бесполезно, – сказал он больше самому себе. – Ни поесть не мог, ни одеться. Из-за какой-то мелочи в тюрьму угодил, столько убытков понес. С трудом дождался хороших деньков, так и не должен их упускать. Есть так есть, одеваться так одеваться, развлекаться так развлекаться – а если нет, так и зря не развлекся! Я не краду, не граблю, деньги сам в поте лица заработал. Деньги для того зарабатывают, чтобы их тратить. Человеком стать непросто, я не хочу быть из поколения неудачников.
– У тебя своя истина, а у меня есть свои принципы, как человеком быть, – сказал Дабао. – Помню, отец говорил мне: не бывает страданий, которые нельзя вынести, бывает лишь счастье, которым невозможно пресытиться. Каждому отмерено определенное количество долей счастья, некоторыми он может насладиться, а некоторыми не должен.
– Тоже мне наслажденье – проститутку жахнуть! Ты не видел, как те богачи удовольствие получают. Боюсь, некоторых вещей ты и представить себе не можешь.
– И смотреть не хочу, и уж тем более представлять, – ответил Дабао. – Я хочу свой век хорошо прожить. И прямо сейчас я хочу лишь удобно улечься и хорошенько выспаться.
– Да, спокойной ночи.
– Хорошо, спокойной ночи.
Дабао загасил сигарету, вдавив ее в угол стены. Долго ли, коротко ли, комнату наполнил заливистый храп.
За окном всю ночь мигала неоновая лампа.
Щенок Дабао вырос. Его назвали Слепышом. Ростом он был невелик, зато сложением весьма крепок: кряжистый и упитанный, с короткой шеей, пухлой мордой, остроухий, с задранным хвостом, с похожими на пестики лапами, покрытый блестящей рыжей шерстью, гладкий – без единой выбившейся шерстинки. Ходил он размеренно, шаг за шагом. Была в нем сдержанная угроза, с места в бег он срывался, как стрела, его круп подпрыгивал всего пару раз, но глазом не успеешь моргнуть – а собака уж далече. Наверное, не стоило им называть его Слепышом. Каждый день крики «Слепыш! Слепыш!» делали его глазки все более узкими, так что в конце концов они закрылись в тоненькие щелочки.
Все на улице знали, что собаку Дабао зовут Слепыш. Был он, вероятно, дворовой породы, только без вредных дворняжных привычек: во-первых, не ел испражнений, во-вторых, не грыз костей. В народе говорят, что старого кобеля не отучишь есть дерьмо, из чего понятно, что поедание дерьма – в самой собачьей природе. Здесь, в городке, некоторые семьи не слишком пеклись о чистоте, и когда малыш в доме начинал проситься в туалет, его несли за ворота, чтобы он сделал свои дела на обочине. Некоторые взрослые еще и кидали клич в дальнее далеко, подзывая собак. Учуяв дерьмо, они мчались на запах со всей округи, находили кучу и тут же предавались чревоугодию. Один какал, другой подъедал. По завершении они еще и дочиста вылизывали попку ребенка. Однажды некая собака доела какашку, вылизала попку, но вошла в раж и цапнула ребенка за яички. Как-то раз Слепыш унюхал дерьмо и тоже бросился туда со всех ног. Увидев это, Дабао прикрикнул: «Назад!» – и Слепыш тут же вернулся обратно к его ногам. Дабао пнул его и выругался:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу