Хинд Кассеми - Черная книга. Истории женщин Востока

Меня отвезли в Университетскую больницу в Асуане – главную больницу южного Египта. На этот раз все было серьезно. Я не могла толком прийти в себя. В глазах у меня стоял туман и я постоянно теряла сознание. Мучительно болела голова, меня тошнило воздухом и пузырьками, потому что в желудке было пусто. Я была как пьяная; все время клонило в сон. Не получалось внятно говорить, я не могла и не хотела встать. Я еле дышала. Мать поняла, что на этот раз перестаралась. Она плакала и выла, а я лежала у нее на руках как вареная капуста – не ребенок, а овощ.

Из-за черепно-мозговой травмы я лишилась чувств. Зрачки у меня были разного размера. Ноги были как ватные, рефлексы не работали, температура тела падала. Я чувствовала что умираю.

– Ты убила ее, злодейка психованная, – стенала бабушка, горестно раскачиваясь вперед-назад и с укором глядя на дочь. – Надо было оставить ее у отца. Бог тебя не простит. Не простит. Ты убила ребенка. Чудовище!

– Хватит, – сказала мать. Она нервничала. Она не рассчитала силу удара, не ожидала, что глиняная миска раскроит мне череп. – Откуда я знала! – крикнула она, осеклась и начала молиться. – Я не хотела бить ее. Она вечно ноет, что хочет домой. Ее место со мной! Самми мне не помогает ничем. Я думала, он будет давать мне деньги. Я не могу ее содержать. Он против меня, ты против меня, весь мир против меня!

– Надо было оставить ее с отцом, – сказала бабушка. – Ты себя прокормить не можешь, да еще и ребенка забрала. Теперь, дура, вы вдвоем с голоду помрете!

– Тихо, ты ставишь меня в неудобное положение. Ей просто кокос упал на голову. Так и говори. Иначе, если она умрет, меня посадят. О Боже! Я в тюрьме и недели не протяну. Мама, обещай, что никому не скажешь. Ты видела, как ей на голову упал кокос, я в этот момент была в доме, а потом… а потом вышла на улицу. Когда это случилось, меня вообще рядом не было.

– Замолчи, ведьма, пока твоя ложь тебя окончательно не погубила. – Бабушка была решительной женщиной. В молодости она изучала арабскую литературу и преподавала в школе, а потом вышла на пенсию и завела себе кур, уток и тесную компанию подруг: вдов и матерей, которые каждый вечер заходили к ней на чай.

– Мама, прошу тебя…

Пока я медленно умирала, моя мать дрожала за свою жизнь. Ее слезы падали мне на лицо, а я безучастно смотрела в больничный потолок.

– Теперь все будет по-другому, – сказала бабушка. – Все будет хорошо, но тебе придется изменить свое поведение.

Врачи боялись, что у меня травма позвоночника. Сделав рентген, они увидели, что у меня проломлен череп, и спросили, при каких обстоятельствах я получила травму. Мать рассказала историю про кокос и я слабо кивнула. Лучше известное зло, чем неизвестное. Я боялась, что меня отдадут чужим людям: ведь в больнице я видела много сирот в синяках и шрамах, и каждый мог много порассказать о своих злоключениях. Мне не хотелось стать одной из них.

Я решила ничего не говорить: тогда меня, может быть, оставят в покое. Врач пригласил маму и бабушку в кабинет и показал им рентгеновский снимок моего черепа, на котором была видна тонкая трещина. Затем они обе сели у моей кровати и стали обсуждать мое состояние. У меня было сотрясение. Врач пояснил, что оно может вызвать впоследствии головные боли и когнитивные нарушения, то есть я буду чувствовать себя как в тумане. Впоследствии, возможно, возникнут эмоциональные и поведенческие изменения и нарушения сна.

Я долго пролежала в больнице. Медсестры спрашивали, откуда у меня столько синяков, порезов и шрамов. Я решила ничего не рассказывать: вдруг в следующий раз мать ударит меня камнем и тогда я вообще больше не встану. Я не говорила, что хочу обратно в США, но трудно было не заметить, что я знаю героев Диснея и некоторые места в Америке, а еще что у меня отчетливый американский акцент.

Похитив меня, мать позвонила отцу, надеясь, что он будет финансово поддерживать нас. Он сказал, что это вымогательство и эмоциональный шантаж, отказавшись участвовать в преступной схеме, которую мать придумала, чтобы обобрать его. Он был вне себя от горя и орал в трубку, что я могу умереть от малярии и от сотни других болезней, от которых меня не прививали. И он оказался прав. В Египте я несколько раз болела малярией. Кроме того, он был моим законным опекуном и мать не имела права забирать меня из больниц. Он поклялся приехать, найти и увезти меня обратно, но мать пригрозила, что если он только попробует это сделать – она убьет меня. Насколько тепло и нежно отец относился ко мне, настолько же холодно и жестко он разговаривал с ней. Мать так испугалась его, что вообще перестала звонить. Я не видела отца больше тринадцати лет. Я не знала его номера и скоро забыла свой адрес, свою школу, лица и имена американских друзей.