Студенты смеются. Во всяком случае, смех лучше урока. А студент-«поэт» не смеется. Он слушает, что говорит шейх, и думает о свече, которая не греет. «А ведь шейх прав: я суров к себе, но ведь не горю, не горю!»
Для шейха эта поэма послужила поводом, чтобы рассказать студентам такую поучительную историю:
«Мне очень хотелось стать военным, и желание мое было так велико, что невозможно описать! Я уже воображал себя офицером! Мне уже виделось, как ничтожны стали люди передо мной, как они стали малы под дулом моего ружья! Малы на удивление! Так я продолжал мечтать, упиваясь мыслью о силе, которую даст мне это ружье и военный мундир! И когда вечером отец вернулся с фермы богатого паши — а в ту пору весь Египет был в руках наместников, даже Хан аль-Халили — я поведал ему о своем желании, но он запретил мне и думать об этом. Я всячески пытался расписать армейскую жизнь, описывал ему ее светлые стороны в ярчайших красках, чтобы и ему эта служба показалась светлой и прекрасной. Но он не одобрил меня. Он был рожден для строительства пирамид. Как его деды и прадеды. Он сказал мне: „Все что угодно, только не военная служба!“ Деспотическая муштра действовала на его чувства и разум. Я постарался переубедить его, прибегнув к религии. „Военная служба, — сказал я ему, — это дорога в рай! Все завоеватели сейчас в раю!“ Но на это он мне твердо отвечал:
„Разве паша когда-нибудь был солдатом? Или, может, дед его был солдатом? Во сне я видел пашу в раю. Он причащал меня молоком, которое я пил прямо из райской реки!“ Я попытался убедить отца, что молочная река — это всего лишь символ. Я сказал ему: „Твоя нужда и твой труд на плантации у паши — вот что привиделось тебе его раем во сне! Мы должны создать свой рай, и военная служба — путь к достижению этого“. Но он, как я вам уже говорил, был потомком строителей пирамид, и строил он их для пашей.
Вот мой дядя совсем другое дело. Он всегда говорил мне: „Тот, кто хочет построить свое будущее в нашей стране, должен идти в казарму, а не в медресе!“».
Студент-«поэт» отметил про себя эти слова и усмехнулся: «Рай под сенью мечей, а не в галереях аль-Азхара! Мечта-это не дым, поднимающийся к небу, а сверкающий меч…»
Капля за каплей медленно стекает питательный раствор из бутыли. Смерть может подождать, жизнь может продолжаться дальше. Грезы переплетаются с поэзией и смертью… «Я буду суров к себе… буду искать в лабиринтах совести… в клетках крови… новую речь, новые буквы, новую песнь…»
Все смешалось в его памяти. Он бредит, к нему приходят обрывки воспоминаний, лишенные времени и пространства. Пережитые страдания унесли из памяти о прошлой жизни всю жестокость и горечь. И сейчас все пережитое им когда-то вновь беззвучно проходит перед ним!
Сыновья вышли из комнаты, остался лишь первый сын. Бутыль спешит извергнуть из своего горла очередную каплю. Сын вглядывается в лицо больного. Его охватывают смятение и страх, еще немного, и он бы закричал, но слова сейчас кажутся тяжелее, чем движения санитарки, которая прокалывает иглой новую бутыль с питательным раствором, спеша заменить только что закончившуюся. Сын видит, что больной закрыл глаза, и спрашивает санитарку: «Что с ним?» Та успокаивает его: «Обычное забытье, похожее на сон, но все-таки это не сон». Первый сын подумал, что завещание, ставшее причиной раздора между братьями с тех пор, как резко ухудшилось состояние больного, не имеет смысла. Жизнь, чей конец в лучшем случае связан с бутылью, подобной той, которую он видит перед собой, не требует завещания. И кроме того, закон достаточно ясен: каждый получит то, что принадлежит ему по праву. Зачем завещание?
Больной открывает глаза и смотрит на сына, оставшегося рядом с ним. Потом бросает взгляд на бутыль и чувствует, как воспоминания снова возвращаются к нему. И на ум снова приходит старая поэма, написанная им однажды, когда мечты переполняли его разум… Азхарский шейх высмеял его: «Ты-электрическая свеча!» «Несчастный шейх! Электрическая свеча если уж светит, то разоблачает, а не освещает путь кому попало. Паши выходят во мраке, когда горят восковые свечи! Хан аль-Халили — царство ювелиров. Мечеть Хусейна — только для ювелиров и пашей. А бедняки ютятся вокруг нее под открытым небом… Я не стану оставлять завещания… никогда… никому… нет, я проложил для них путь, суровый путь… я буду суров к себе, я оставлю детей и дом… я оставлю жену…» В памяти возник образ красавицы жены. «Как она прекрасна! Она, словно светом, озарила мою мрачную жизнь. Все мое существо наполнилось благоуханным ароматом, каждый день для меня стал раем! Я любил ее! Ах, как я люблю ее! И вот теперь она достанется другому!»
Читать дальше