— Нет, я не оставлю город до тех пор, пока отсюда не уберутся французы. Вернусь к другу, разделю с ним мрак дома, пока не настанет день.
А где-то в Сахаре, где время не поддается делению на часы и минуты, занялись огнем палатка и семь пальм. Там совершилось преступление — пронесся французский самолет, несущий в своем чреве огонь, который он изверг на палатку и семь пальм.
Перевод: О. Власова
— Правда, что ты едешь во Францию?
— Да.
— А зачем?
— Мне надоело сидеть здесь без работы.
— Когда вернешься?
— Весной.
Зулейха замолчала. Молчание было для нее, как и для всех девушек в деревне, естественным состоянием. Да и что еще ей нужно знать кроме того, что она услышала? Ее жених уезжает во Францию — это уже решено. Вернется весной… Так он сказал.
Помолчав, Абид сказал с улыбкой:
— Может, ты считаешь, что остаться в этой деревне не равносильно эмиграции?
— Но это же наша страна.
— Ты уверена в этом?
— А разве нет?
— Нашей настоящей страны пока еще не существует.
— Как?.. Не понимаю.
— Не пытайся понять это сейчас, Зулейха. Девушка выросла в деревушке, затерянной среди гор… Она, словно дерево, терпела жару и холод, была окутана туманом, когда случались туманные дни, впитывала в себя щедрые лучи солнца и луны в те дни, когда сверкало солнце или светила с небес луна. Как же может она представить себе, что страны ее пока не существует, — ведь она живет в ней, ступает по ее земле? Да и зачем ей понимать? Она пришла сюда тайком от матери, чтобы спросить Абида, когда тот вернется из Франции. И он сказал, что вернется весной, а весна — это пора надежд. Ей уже чудятся миндальные деревья, окутанные белым прозрачным покрывалом прекрасных крошечных цветов, слышатся несмолкающие нежные песни птиц, блеяние новорожденных ягнят и журчание ручейков. Ей видится земля, покрытая изумительным зеленым ковром, сотканным из трав и света, и Абид, вернувшийся из Франции. Грядущая весна станет для нее не только весной красоты, но и весной возвращения, весной любви…
— Мне пора.
— И ты уйдешь вот так?
Зулейха увидела в глазах Абида настойчивый вопрос. Остановилась, спросила, запинаясь:
— Ты… зайдешь к нам в день отъезда?
— Конечно.
Абид заметил ее волнение и смущение, ему захотелось утешить ее. Он спросил:
— Ты ведь будешь дома?
— А где же мне быть?
— Тогда мы увидимся.
— Если мать разрешит.
— Разрешит.
— Всего хорошего.
— До встречи.
* * *
Абид был из бедной семьи. Он любил Зулейху со всей глубиной того чувства, на которое способна любовь, но отец Зулейхи требовал за нее выкуп, и у Абида не было другого пути, чтобы добыть его и соединиться с Зулейхой, кроме как отправиться за море. Так в поисках денег для выкупа он уехал во Францию, чтобы наняться куда-нибудь на завод… Только на заводе, считал он, можно заработать на выкуп.
Сначала ему не повезло, и целых три месяца он жил за счет других рабочих, а когда нашел работу, радуясь, что сможет заработать на выкуп, и в глазах его засветилась надежда на возвращение, у него в легких уже прочно обосновался туберкулез.
Жил он не в самом Париже. Я видел его чаще всего в одиночестве. В недолгие минуты отдыха он сиживал на одной и той скамейке в парке Сен-Клод я ни разу не видел, чтобы он сменил это место… Но секрет этого я понял только после его смерти…
Скамейка эта стояла напротив скульптуры обнаженной девушки. Сюда он приходил на свидания со своей Зулейхой!
Когда он был уже в больнице, при смерти, я сидел у его изголовья. Он бредил, щеки его раскраснелись от лихорадки, пылавшей у него в груди. Он был красив, а перед смертью стал еще прекрасней — любовь к Зулейхе читалась в его полузакрытых глазах, на бледных губах, на щеках, раскрасневшихся от жара, на влажном лбу.
— Передай Зулейхе, что я не приду завтра, — сказал он.
Я ответил:
— Не думай сейчас о Зулейхе. Она будет ждать, даже если ты вернешься через десять лет.
— Прошу тебя, скажи ей, что я не приду завтра, — повторил он. — Иди сейчас в парк и скажи ей.
— В какой парк?
— В Сен-Клод, она там ждет меня, скажи ей, что я… Он бредил еще несколько минут, потом умолк. Я решил, что он заснул, но тут заметил, что дыхание его стало частым и прерыв истым. Лицо его так раскраснелось, что мне казалось, будто вся кровь, которая текла в его венах, бросилась ему в лицо. И пришла беда. У него начался такой приступ кашля, что мне казалось, легкие его вот-вот лопнут, а грудь разорвется от натуги! Из последних сил он изверг из своего чрева всю кровь, что скопилась в нем. Ярко-красное пятно обозначилось на белизне постели.
Читать дальше