Эмбер Смит - Такой я была

– Нет. – Джош тоже смущенно улыбается краешком губ. – Точнее, я выразился иначе. Объяснил, что ты моя бывшая девушка и… я помню, что ты не хотела быть моей девушкой, но так проще объяснить, поэтому. Я сказал, что у тебя неприятности и я хочу съездить и убедиться, что с тобой все в порядке.

– Надо же, – шепчу я.

Не знаю, что удивляет меня больше: то, что он сказал ей правду, или то, что, узнав правду, она отпустила его ко мне. Будь он моим парнем по-настоящему, я бы на километр его не подпустила к таким экземплярам, как я.

– И она не возражала? – в изумлении спрашиваю я.

– Нет. – Парень пожимает плечами и берется за еду. А потом поднимает голову, смотрит на меня и спрашивает: – Но это же правда?

– Что?

– У тебя неприятности?

Я даже не знаю, с чего начать рассказ о моих неприятностях. К счастью, на помощь приходит официантка.

– Как дела, ребята? Еще кофе?

– Очень вкусно, да? – Я показываю на свою тарелку, когда она уходит. – Или я просто проголодалась?

– Иден, ты мне расскажешь или нет? – нетерпеливо спрашивает Джош.

– О чем?

– Не знаю. – Он разводит руками. – Сама скажи. Ты же звонила, потому что хотела поговорить? Просто так столько раз никто не звонить не станет.

Я киваю. Мне есть что сказать. Мне нужно рассказать ему о многом. Просто слишком много всего накопилось, и я не знаю, с чего начать.

– Я хочу, чтобы ты знал: мне очень жаль, – признаюсь я. – Да, это ничего не изменит. Что было, то было. Но мне хочется, чтобы ты знал.

Он отрезает кусок оладьи и жует, не спеша. Глотает. Мне кажется, он собирается что-то сказать, но нет: он отрезает еще кусок. Наконец парень смотрит на меня, словно решает: сказать что-то хорошее или что-то очень плохое.

– Иден, – начинает он, – я всегда догадывался, что ты не та, за кого себя выдаешь. Понимал, что у тебя какие-то проблемы. Нет, неправда, – поправляется он, – не понимал. Совсем не понимал тогда, но понимаю сейчас. – Джош грустно улыбается и снова начинает есть. – Знаешь, я много думал о тебе и очень переживал, – произносит он с набитым ртом, не глядя на меня.

– Почему? – шепотом спрашиваю я, опасаясь, что если буду говорить слишком громко, то очнусь от этого сна.

– Потому что ты всегда была такой… ты никогда не казалась счастливой.

– Я и не была счастливой. – Я завязываю коктейльную соломинку – один узелок, второй, третий. – Но сейчас… – у меня вырывается нервный смешок, – …сейчас я не просто несчастна, я совершенно запуталась и даже не знаю, как до этого дошло. Ты, верно, думаешь, что я сошла с ума. Может быть.

– Ты все повторяешь это, почему? Случилось что-то плохое? – спрашивает Джош и смотрит на меня. Я съеживаюсь под его взглядом, понимаю, что теперь мне не отвертеться, что я должна сказать правду. Уж кто-то, а он это заслуживает.

Три года – три года! – я ждала кого-нибудь, кого угодно, кому можно будет признаться и произнести эти волшебные слова. Однажды, в самый важный момент, я уже упустила шанс, но второй раз не могу так ошибиться. По коже бегут мурашки. Я боюсь, что могу снова потерять сознание.

И слышу свой голос, звучащий тише, чем обычно:

– Да. Случилось что-то очень плохое.

Парень замер в ожидании, он смотрит на меня и с каждой секундой выглядит все более встревоженным.

– Что? – Он откладывает вилку и наклоняется ко мне.

Я гляжу в свою тарелку, где в лужице сиропа плавают промокшие крошки. Руки дрожат; кладу их на колени. Открываю рот.

– Меня…

– Тебя что? – спрашивает он.

Я пытаюсь сказать. Но ничего не выходит.

– Иден, что случилось?

Тогда я оглядываюсь. Взгляд снова падает на карандаши. Джош ждет, когда прозвучит слово, которое я просто не в силах произнести.

– Что случилось? – повторяет он.

Я протягиваю руку и беру стакан с карандашами. Достаю красный восковой мелок, сломанный пополам. Снимаю бумажную обертку и отрываю кусочек салфетки. Когда мелок касается бумаги, рука слабеет, как сломанная. Начинаю аккуратно выводить буквы, но такое уродливое слово необязательно должно выглядеть красивым. «МЕНЯ», – пишу я дрожащей рукой. «ИЗНА…» – руки трясутся, «З» вместо округлой выходит заостренной. «…СИЛОВАЛИ», – быстро, с нажимом дописываю я. «МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛИ» – я смотрю на надпись всего секунду, а потом складываю бумажку пополам и подвигаю к нему. Бумажка скользит по столу мимо моей тарелки и его чашки, мимо пролившихся капель сиропа. Я отдаю ему бумажку, вложив в этот жест всю свою душу, веру и надежду. Джош берет этот маленький клочок, и мне остается лишь сидеть и смотреть вниз, на свои колени, вцепившись дрожащими руками в край сиденья.