Эмбер Смит - Такой я была

Но вскоре боль отошла на второй план, потому что я испугалась, что могу умереть. Мне стало трудно дышать. Я не могла произнести ни звука и не могла вдохнуть. А он так сильно придавил меня своим весом, что казалось, одно из ребер вот-вот переломится надвое и пронзит легкое.

Одной рукой – только одной – он схватил меня за запястья и завел их за голову. Другой вцепился в горло и сжимал его каждый раз, когда я издавала малейший звук. Эти звуки были непроизвольными: я давилась и задыхалась. Такие звуки издает тело умирающего.

Знал ли он, что убивает меня? Мне хотелось как-то сообщить ему о том, что я умираю.

В какой-то момент я, кажется, перестала сопротивляться. Все уже происходило, уже произошло. Теперь неважно. Просто притворись мертвой. Он зарылся лицом в подушку и каждый раз, когда совершал очередной толчок, такой резкий, его глухие сдавленные стоны и кряхтение проникали в наполнитель из хлопка и полиэстера и окольными путями достигали моих ушей, смешиваясь со звуками моего ломающегося тела и воплями в моей голове.

В 2:53 все было кончено. Он отпустил мои руки. Все закончилось, сказала я себе. Когда он вырвал рубашку у меня изо рта, я закашлялась и стала ловить воздух ртом. Он чуть не задушил меня, но не позволил мне даже откашляться. У меня не было права даже на простые реакции. Он зажал мне рот. Запыхавшись, влажно дыша мне в рот, он выпалил:

– Тихо. Заткнись. Заткнись. Слушай. Слушай. – Он схватил меня за лицо и держал его так, что мне пришлось смотреть ему в глаза. Плаза были те же, что и всегда, но теперь они жгли меня и прожигали насквозь. – Тс-с-с, – шепнул он, убирая прилипшие к моим щекам пряди волос. Они намокли от слез, и он убирал их за уши, гладил меня за ушами нежно, как будто это было совершенно естественно и так должно быть.

– Посмотри на меня, – прошептал он. – Никто никогда тебе не поверит. Ты знаешь. Никто. Никогда.

Сказав это, он слез с меня и сел. Поток ледяного воздуха ворвался между нами. Сейчас он уйдет, и все наконец будет кончено. Меня не волновало, что сейчас произошло и что будет дальше – я думала только о том, когда же это кончится. Когда же он уйдет. Если нужно, я буду лежать тихо, буду молчать. Я закрыла глаза и стала ждать. Я ждала. Но он не уходил. Он встал на колени между моих ног и смотрел на меня, на мое тело.

Я и раньше чувствовала себя уродиной. Бывало. Но еще никогда не ощущала себя настолько уродливой, как в тот момент. Никогда я не была такой ничтожной, такой отвратительной и презираемой, как в тот момент, когда он смотрел на меня. Я попыталась прикрыться руками, но он отбросил их и прижал, а потом положил на меня свои руки. Это был еще не конец. Это было продолжение. Я вцепилась в простыню, чтобы лежать неподвижно, как он хотел.

Он даже не держал меня. По крайней мере, физически. Но он держал меня иначе – тем, что сильнее, чем мышцы рук и ног. Я даже перестала ощущать свое тело и боль, но чувствовала на себе его глаза. Он указывал мне на мое уродство, без слов говорил, что больше всего во мне ненавидит, почему я ничтожество.

– Ты никому не скажешь ни слова, – прошептал он, склонившись к моим губам. Я не поняла, вопрос это или приказ. В любом случае, правильный ответ мог быть лишь один. – Я. Задал. Тебе. Вопрос. – С каждым выплюнутым словом на меня капала его слюна.

Мои глаза расширились… мне можно говорить? Разве он не велел мне молчать?

Он хватает меня за подбородок, за волосы и отдергивает мою голову назад, а потом наклоняет вперед.

– Да? – шипит он и медленно кивает. Я отчаянно киваю головой. – Скажи.

Но голос мне не повинуется: я издаю лишь дрожащее «д-д-д».

– Скажи, – требует он.

– Д-д-да, – скулю я.

– Никому, поняла? Никому не слова, – его губы по– прежнему у самого моего лица. – Или, клянусь, я тебя убью.

И тут я слышу свой голос, не громче дыхания:

– Пожалуйста… Пожалуйста… Пожалуйста. – Я даже не знаю, о чем молю – чтобы он покончил с этим и убил меня прямо сейчас или, наоборот, пощадил.

Он в последний раз впивается мне в губы, смотрит на меня как на свою собственность и улыбается такой знакомой улыбкой. Потом встает. Надевает трусы. И шепчет:

– Ложись спать.

А потом закрывает за собой дверь моей комнаты.

Я зажимаю руками рот, как можно крепче зажмуриваю глаза и пытаюсь заставить мозг разувериться во всех мыслях, во всех чувствах, во всем, что знаю наверняка.

Я открываю глаза. Кажется, я задыхаюсь. Потом вовсе перестаю дышать. Сердце мечется. Потом останавливается. Я в своей комнате. Не тогда, сейчас. Со мной все в порядке. Со мной все в порядке, в порядке, твержу я про себя.