Эмбер Смит - Такой я была

А я… раньше была я и слухи обо мне, а теперь осталась только я. Потому слухи больше не слухи: они стали реальностью. Они стали мной.

– Знаешь, Иди, у Камерона есть друг… – снова заводит она, но я не даю ей договорить.

– Нет, Мара. – Не глядя на меня, она несколько раз стряхивает пепел о боковое зеркало. – Извини, я просто… мне это неинтересно. Но все равно спасибо.

– Как скажешь. Ладно. Неважно. Забудь. – Она надевает темные очки, и челка падает на лоб. – Какие планы на вечер?

– Вы вроде с Камероном встречаетесь? Разве у вас не сегодня свидание?

– Нет. Сегодня он со Стивом. – Пауза. – Между прочим, Иди, Стив хороший парень, и он.

– Да-да, я в курсе, – снова не даю ей закончить. – Но мне это не нужно. Правда. Особенно если речь о Стивене Райнхайзере, ясно?

– Ладно, ладно. Тогда, значит, девичник? – Подруга улыбается и поднимает брови. – Давненько у нас их не было. Будет здорово. Закажем еду на дом, устроим киномарафон? – Она смеется, оглядывая пустеющую парковку. – Звучит весело, правда? – Она кивает, садится на место водителя и закрывает дверь, дав понять, что разговор окончен.

Как всегда, мы выкуриваем еще одну сигарету на двоих и врубаем музыку на полную, чтобы не слышать своих мыслей и всего, что осталось невысказанным.

Когда мы подъезжаем к моему дому, подруга поворачивается ко мне.

– Приходи после ужина, ладно? И, может, принесешь что-нибудь… что поможет расслабиться? – с улыбкой намекает она.

– Заметано, – отвечаю я. С тех пор как Мара проколола нос и выкрасила пряди в розовый, парень с бензоколонки предпочитает общаться со мной. Видимо, у него более традиционные вкусы.

Дома тихо. Мара выезжает на дорогу, и звук мотора постепенно исчезает вдали. Наступившая тишина слишком безмолвна и пуста. Этот дом кажется покинутым и населенным лишь призраками. Но эти призраки – мы сами, наша история, то, что случилось в этих стенах.

Достав из буфета треснутую керамическую кружку с цветочками, из которой больше никто не пьет, наполовину наполняю ее джином, который Ванесса хранит в углу шкафчика с пряностями. Можно подумать, за пакетиками с мятой, острым перцем и винным камнем не видно громадную стеклянную бутыль, не видно, что в ней, и непонятно, для чего она там. С треснутой кружкой иду в гостиную, включаю телевизор погромче, закрываю глаза и уплываю.

Открыв глаза, замечаю, что тени удлинились. Кружка почти перевернулась – я чуть ее не выронила. Выпрямляюсь и смотрю на часы: 17:48. Ванесса с Коннером вернутся с минуты на минуту. Я допиваю джин, задержав во рту последний глоток, споласкиваю кружку и ставлю ее в посудомойку. Потом вываливаю учебники из рюкзака на пол своей комнаты и кладу на их место сменную одежду, зубную щетку, расческу и косметику.

На кухонном столе блокнот, а в ней написанная синей ручкой записка Ванессы еще с прошлых выходных:

Ушла в магазин… Еда в холодильнике.

Люблю тебя,

Мама

Я вырываю листок и пишу свою записку. В последнее время мы общаемся только так.

Переночую у Мары. Позвоню утром.

И.

Вечер проходит как в тумане. Еду мы заказывать не стали. Кино смотреть тоже. Сели на пол в комнате у Мары и стали пить. Потом еще. А потом еще, пока ничего не осталось.

– Доброе утро, – бормочет Мара, и я слишком быстро выпрямляюсь.

– О боже, моя голова! Тише, – ворчу я. Вчера я уснула или вырубилась? Не помню.

Она встает, подходит к зеркалу, облизывает палец и вытирает потекшую тушь под глазами. Я тенью следую за ней на кухню.

– Есть хочешь? – спрашивает она, открывая и закрывая шкафы в поисках чего-нибудь съедобного.

– Немножко. Наверное.

Подруга приносит коробки с хлопьями. Я достаю тарелки, ложки и обезжиренное молоко из холодильника.

– Короче, у меня возникла идея. Точнее, план. И, пожалуйста, подумай хотя бы секунд десять, прежде чем отвечать «нет». – Мы сидим в маленьком кухонном уголке, который ее отец обустроил, еще когда мы были детьми.

Насыпаю себе хлопьев с хрустящими сушеными ягодами. Стук маленьких розово-красных шариков и кукурузно-овсяных подушечек о керамическую тарелку разносится по пустой кухне.

– Иди? – окликает Мара.

– Да, что? – делаю вид, что ее не слышала и слишком занята своим молоком.

– Послушай, что я придумала.

Ложка в тарелку, ложка в рот. Я жую. Жую, жую, жую. Потом глотаю.

– Ладно, валяй.

– Значит, так. Хочу, чтобы сегодня вечером ты пошла с нами.

Перестаю жевать. И моргать. И даже дышать перестаю.