Эмбер Смит - Такой я была

– Ты в курсе, что мы с тобой крутые, да? – шепчет Мара.

Я улыбаюсь.

– Спокойной ночи.

– Так вы можете объяснить, как оказались вчера здесь? – Мара сидит за столом у нас на кухне, а мой папа смотрит на нее сверху вниз.

Прошло всего несколько часов с тех пор, как мы прокрались в дом; Мара осторожно встречается со мной взглядом, зачерпывает ложку хлопьев с молоком и отправляет ее в рот. Кажется, мы обе съели по пять тарелок.

– Я уже все рассказала маме, – вру я. – Меган начала к нам цепляться, и мы решили уйти. Ведь теперь Мара за рулем. – Я смотрю на папу с сияющей улыбкой.

– Мне эта Меган никогда не нравилась, – добавляет Мара, и мы прыскаем со смеху.

– Страшно даже представить вас, девочек, за рулем, – говорит папа и дует на свой кофе. А потом уходит в гостиную, качая головой.

– Вот видишь? – говорю я Маре.

– Скорей, Иди. Хочу кое-что сделать, – шепчет она.

Через двадцать минут мы сидим в ее машине на парковке обшарпанного торгового центра, где я никогда не была. Здесь есть винный магазин, ремонт часов, лавка садовода и «все за один доллар».

– Мара, колись. Зачем мы здесь?

– Смотри, – сбоку от торгового центра стоит пристройка с вывеской «Вторая кожа: оригинальный боди-арт».

– Повторю вопрос: зачем мы здесь?

– Ну, зна-а-аешь… – поет она, отстегивая ремень безопасности.

– Ты что, еще не протрезвела? – кричу я.

– У меня же день рождения! – выкрикивает она в ответ.

– Нет, твой день рождения был в четверг. Помнишь, мы взяли твою машину и поехали в кафе? А потом твой день рождения был в пятницу – ничего не припоминаешь? Мы нарушили закон и купили алкоголь, а потом накурились с двумя незнакомыми парнями из соседнего городка. Но сегодня-то уже суббота. Сегодня точно не твой день рождения, Мара. И я ни за что не позволю тебе сделать то, что потом нельзя будет исправить, если мы имеем в виду одно и то же!

– Ладно, мамочка. – Она с усмешкой выпрыгивает из машины.

Я открываю дверь.

– Погоди! – кричу я ей вслед. Она с улыбкой оборачивается и возвращается на несколько шагов. Я догоняю ее бегом. – Ты хорошо подумала? Место какое-то стремное.

– Ничего не стремное! Тут Камерон работает. Отличное место. – Подруга изображает, будто стреляет в меня из пистолета, и бежит вперед.

– Опять он? – со стоном отвечаю я. – Мара, прошу.

– Нет, не «опять он», а… «все еще он». Послушай, Иди, Камерон мой друг. И он неплохой парень. Не понимаю, за что ты так его ненавидишь.

– Он меня тоже не любит!

– Неправда! – Мара тянется к двери. – Иди, пожалуйста, повежливее с ним. Я хочу, чтобы ты была рядом, слышишь?

– Ладно, ладно. Только обещай, что не будешь делать татуировку.

Она улыбается.

– Хочу проколоть нос.

Я тоже улыбаюсь.

– Хорошо. Пошли. – Я даже придерживаю ей дверь, показывая, что я совсем не против.

– Эй, привет! – окликает нас Камерон из глубины зала. Он подходит к нам с улыбкой. Во всяком случае Маре он улыбается.

– Я же тебе говорила. Как только исполнится шестнадцать – я тут как тут.

– Погоди, а разве тебе не должно быть восемнадцать? – спрашиваю я.

– Можно и в шестнадцать с разрешения родителей, – отвечает Камерон.

– Но тебе же не разрешили, – говорю я Маре.

Камерон закатывает глаза и бросает на Мару взгляд, означающий: и откуда только берутся такие зануды?

– Вчера мы тоже разрешения предков не спрашивали, – смеется Мара.

Камерон хихикает.

– Мне расскажешь?

– Ты бы точно не одобрил, Кэм, – отвечает Мара. – Мы очень плохо себя вели.

– Тогда молчи. – Парень притворяется, что зажимает уши. – Но я не верю, что ты могла сделать что-то плохое. – Он смотрит на Мару так ласково – может, в самом деле наконец влюбился в нее? Но тут он поворачивается ко мне. – А вот Иди, наоборот…

Теперь моя очередь закатить глаза.

– Да я шучу, Иди. – А я знаю, что не шутит. – Ладно, пойдем в кабинет. – Парень ведет нас по коридору в маленькую комнатку. – Садись. – Показывает на кресло, напоминающее стоматологическое. Здесь все как в клинике, обстановка совершенно стерильная. Пахнет спиртом, йодом или чем-то вроде того. Запах оставляет во рту горький химический привкус.

– Уверена, что не передумаешь? – говорю я, когда Мара садится в кресло. – Это ведь твое лицо.

– Больно будет? Только не ври, – спрашивает она Камерона, не удостоив меня ответа.

Он протирает ее левую ноздрю ваткой и улыбается, глядя на нее.

– Не буду врать. Будет очень больно, но всего две секунды. А потом все закончится. Клянусь.