Патрик Рамбо - Шел снег

Орнелла подумала, что скоро холод избавит ее от мук, но из обрубленных ветвей мужики разожгли большие костры. Внезапно она почувствовала, как задрожал ствол дерева: крестьянки громко затянули какую-то песню и, отбивая ритм, с неистовой яростью колотили по дереву палками. Гул от ударов прокатывался по стволу и жутким звоном отдавался в головах пленников. А бабы продолжали колотить и завывать, будто ведьмы, и от их стука у безмолвно лежавшей на снегу Орнеллы начались судороги, заставившие ее вопить от нестерпимой боли. Покуривая трубки, мужики наблюдали за этой вакханалией со спокойствием людей, выполнивших свой долг и божью волю. Настроенные попами против французов, они подвергали пленников медленной смерти во имя Иисуса Христа, царя и православных святых. А злобные фурии продолжали яростно колотить палками по дереву, горланя патриотические песни.

В начале декабря, несмотря на сильные холода, Наполеон пребывал в прекрасном расположении духа. К нему стали поступать обнадеживающие новости. Четырнадцать курьеров, задержавшиеся в пути из-за передвижений русских войск, один за другим доставляли ему важные сведения об обстановке во Франции. Мале и его сообщники были расстреляны, и это событие прошло незамеченным. Из-за отсутствия правдивых сведений парижане мало знали о бедствиях армии. Губернатор Бассано писал, что в Вильно — на расстоянии всего двух дневных переходов — армию ждут полные продовольственные и вещевые склады, и что к городу подходят австрийские союзники. Правда, русские войска тоже недалеко. Единственное, что нарушало душевный покой императора, так это отсутствие польской легкой кавалерии, прибытия которой он ждал вот уже несколько недель, но Бассано из-за нехватки средств медлил с ее отправкой.

В темной комнате главного штаба, главный камердинер Констан зажигал тонкие смолистые лучины и за неимением подсвечников вставлял их в деревянные чурки. Эту операцию приходилось повторять каждые пять минут, но в Литве именно так освещали помещения. Огонь бросал красные отсветы на круглые стекла очков Даву, искрился в золотых брандебурах Мюрата, придавал медный оттенок припудренному парику Бессьера, прятался в густых бакенбардах и рыжеватых волосах Нея…

— Мы идем навстречу нашим подкреплениям, — говорил император, — русские же удаляются от своих. Ситуация выправляется. Бертье, вы отправили своего адъютанта в Париж?

— Как было оговорено, выехал Монтескью.

— Когда?

— Два дня назад.

— Значит, пришло время отправляться и мне.

Император объяснил маршалам, что для мобилизации новых войск и нейтрализации происков мятежной Европы, он будет более полезен в Тюильри, нежели в отступающей армии. В Вильно люди пусть отдохнут; подлечатся, отъедятся, купят себе пристойную одежду. Неделя отдыха это было то, что надо измученным голодом и холодом людям.

Наполеон сообщил, что отправленный с Монтескью двадцать девятый бюллетень будет скоро опубликован в Париже. За исключением некоторых деталей в нем изложено истинное положение армии. Ему необходимо вернуться, чтобы сгладить впечатление и успокоить подданных своим присутствием. Император распорядился, чтобы барон Фен представил присутствующим бюллетень, и тот попросил помощника зачитать этот документ. Себастьян знал текст наизусть, он принимал участие в его составлении и копию хранил в своем портфеле: «До 6 ноября погода стояла прекрасная, и продвижение армии осуществлялось с большим успехом. Холода начались 7 ноября; с этого времени мы каждую ночь теряли сотни лошадей, которые издыхали на биваках». Далее следовали подробности о стратегии русских, резком похолодании, полной потере кавалерии и обозов. Во всех неудачах император обвинял зиму; о русских казаках он отзывался с нескрываемым презрением и издевкой. Роковой бюллетень, как и предыдущий, заканчивался сообщением об отличном состоянии его здоровья. Бодрый тон послания не скрывал поражения, и во Франции это должно было произвести сильнейший эффект. Маршалы единогласно одобрили текст бюллетеня.

— Когда мы отправляемся, сир? — спросил Бертье.

— Я отправляюсь этой ночью, но без вас. По своему рангу меня заменит Неаполитанский король, а вы поступаете в его распоряжение. Армии нужен начальник штаба.

— Армии…

Бертье и Мюрат побледнели. Первый сожалел о полутора миллионах ренты, о землях в Гробуа и дворце в Париже, которым так и не успел воспользоваться. Второй думал, как вернуть свое королевство, оставленное в регентство Каролине, которая злоупотребляла ею доверием и каждое утро молила небо, чтобы он не вернулся из этого злополучного похода. Приняв решение, Наполеон вышел из комнаты. Мюрат сквозь зубы пробормотал: