Наталия Соколовская - В Питере жить - от Дворцовой до Садовой, от Гангутской до Шпалерной. Личные истории

Высказав всё это, папа выпустил меня из квартиры, а сам лег на диван.

Во дворе, как назло, не было никого, перед кем я могла бы похвастаться внезапно обретенной свободой передвижения. Только Ленка пыталась протиснуться сквозь верхнее, самое узкое кольцо в хвосте металлического петуха, установленного совсем недавно. Таких петухов привозят и вкапывают на нашей площадке каждый год, и каждый год окрестные хулиганы отрывают им сначала глаза, потом клюв, потом хвостовые кольца. Остается только невысокая лесенка-туловище с торчащими перекладинами, к которым когда-то крепился хвост. Но сейчас петух еще совершенно целый, и Ленка спешит испытать его.

– Не пролезаешь! – сказала я. Потому что со стороны всегда виднее.

– Я никуда не лезу, – огрызнулась Ленка. – Я отдыхаю. А потом пойду на свою площадку.

– Пойдем вместе?

– Тебя не отпустят, – презрительно сказала Ленка. Присела на жердочку, которой оканчивалось петушиное хвостовое колечко, и сделала вид, что и вправду отдыхает в такой неудобной позе.

– Я отпрошусь и приду! – крикнула я и побежала домой.

Папа лежал на диване, и звонок в дверь отвлек его от этого важного дела.

– Нагулялась? – философски спросил он.

– Можно мы с Ленкой сходим на другую площадку? – осторожно спросила я.

Что бы сказала в ответ бабушка? «На какую площадку? Одна? Да еще с Ленкой? Я тебе что про нее говорила? Что это за ребенок, всё надо по десять раз повторять!» Ее лицо покрылось бы красными пятнами, и она бы пошла на кухню капать себе валерьянку. А мама бы добавила шепотом: «Посмотри, до чего ты доводишь бабушку, которая столько для тебя делает. Другие девочки тоже так расстраивают своих родных? Пойди и быстро извинись».

Но папа не стал меня стыдить или пить валерьянку. Он только рад был побыть дома один, когда никто не стоит над душой и не просит что-нибудь починить, почитать, приколотить, вынести на помойку или наоборот, принести из магазина. Папа редко лежит на собранном диване, как вот сейчас. По мне, так лежать и смотреть в потолок очень скучно, но папа – другого мнения, вот он и лежит.

– Иди, только осторожнее там. Смотри под ноги. Долго не задерживайся. – сказал он.

Я начала спускаться по ступенькам, и в животе у меня легонечко закололо от предвкушения счастья. Обойдя наш дом, я сразу увидела Ленку.

Она давно слезла с петушиной жердочки и сидела на турнике. Турник – это такая толстая железная труба, приделанная к двум тополям и уже вросшая в них накрепко. Когда на трубе не выбивают ковры (большую часть времени) – она наша. Я, Ленка и Катя – высокие, мы можем допрыгнуть до трубы, зацепиться за нее, взбежать ногами по шершавому стволу дерева и повиснуть вверх ногами. Главное придерживать юбку, а то трусы будут видны, и все тебя засмеют. Особенно те, кто не может до турника допрыгнуть.

– Что, не отпустили? – с сочувственным презрением спросила Ленка.

Чтобы показать свое превосходство, она исполнила перед обомлевшей от зависти мною кувырок назад «солдатиком» (очень страшно! Никогда так делать не буду, даже если папа, мама и бабушка хором разрешат).

Ленка так развоображалась, что чуть не сорвалась с турника головой вниз, но удержалась, завершила трюк и спрыгнула на землю.

– Папа сказал, что можно, – спокойно ответила я. Ленка сделала вид, что не поверила, и пошла себе одна по дорожке, мощенной растрескавшейся цементной плиткой. Я поспешила за ней и зашагала рядом. Она не гнала меня, но держалась независимо, как будто мы идем вместе, но каждая по своим делам.

Незаметно мы вышли за пределы нашей площадки. Ничего не произошло. Дикие собаки не набежали из кустов, чтобы покусать нас до бешенства и заражения крови, пьяницы не вылезли из канав, чтобы пообещать щеночка, заманить в западню и продать нас в рабство.

– Скажешь, когда будет опасно? – осторожно спросила я.

– Если с тобой что-то случится, я не виновата, – предупредила Ленка.

– А если с тобой?

– Со мной ничего не случится, я туда хожу, и мне всегда можно. А с тобой может случиться что угодно, поэтому бабушка тебе не разрешает.

– Сегодня мне папа разрешил! – с вызовом ответила я. Ленка замолчала и прибавила ходу. Мы перешли улицу и оказались в мире неизведанном, но близком. Детская площадка в соседнем дворе была беднее нашей, мы на нее и не ходили: подумаешь, песочница и качели-бревно. Близко-близко к площадке подступали деревья, обвитые бельевыми веревками. На них висели чьи-то наволочки, простыни и пододеяльники. В нашем дворе белье не сушат. У нас в доме почти у всех есть свой балкон, и на каждом балконе развеваются паруса свежевыстиранных трико и халатов. Только Катьке не повезло: они живут на первом этаже, совсем без балкона, веревки для белья у них натянуты прямо в ванне. И бабушки у них нет. Наверное поэтому им на трех жильцов дали трехкомнатную квартиру. В утешение.