Виктор Ремизов - Искушение

Катя поглядела за окно, федеральная трасса «Байкал» изгибалась белой заснеженной степью, длинная вереница грузовиков и легковушек медленно тянулась вдаль. Ее водитель курил в окошко, слушал блатную кассету. Дворники размазывали грязь по стеклу старенькой «япошки». Стояла крепкая, прямо весенняя оттепель, намороженные за зиму дороги развезло в снежную кашу. Спидометр показывал то тридцать, то сорок километров в час.

«Ребеночек когда у тебя будет, Господь помогать станет, вот увидишь». Именно так сказал и перекрестился отец Василий. Что же, он мне сейчас помогает? Может, кто-то сейчас и думает обо мне. Мои ждут, это понятно, кто-то в Москве… – Катя задумалась. – Лешка, может быть, как жаль его, как все глупо и гадко получилась… Даже не попрощались. Он чистый… чище меня, влюбился в «такую, как я есть», а какая я есть теперь? Приехала и уехала. И все!

Добирались почти восемь часов. Уже вечерело, когда таксист, матерясь на власти, на деревенские сугробы и вообще, что поехал в этот гнилой угол, подвез ее к воротам.

Дома все было по-прежнему, как и не уезжала. Только бабушка лежала в Катиной комнате и отец ходил. Не без труда, опираясь на костыли, он уверенно переставлял ноги и даже, положив костыли, поднял руки, обнял ее крепко и прижал к себе. У Катьки слезы потекли ручьем, ее прорвало, за все эти дни прорвало. Ей так жалко стало Андрея, который столько для нее сделал, что она не сдерживалась. Андрюшка, только что прыгавший вместе со всеми от радости, испугался и тоже заплакал, сначала молча, а потом и в голос, у матери текли слезы. Отец, думая, что причина в нем, сидел в углу кухни возле рукомойника, улыбался радостно, вздыхал и виновато кивал головой.

Катя не отважилась сказать сразу, припертая матерью, соврала, что взяла отпуск на неделю, просто побыть у них. Раздала подарки, посидела с отцом, с бабушкой, с Андрюшкой повозилась, он не отходил, держал за руку, рассказывал, таскал машинки и все время рассматривал, как будто не узнавал сестру. Даже аккуратно трогал пальчиком круги под ее глазами. Мать несколько раз заходила в комнату к бабушке, стояла в дверях, слушая их разговор и тревожно поглядывая на Катю.

После ужина мать уложила мужчин, поменяла бабушке подгузники и собралась расспросить Катю обо всем, но Катя легла. Виновато выглядывала из-под одеяла и говорила, что в самолете всю ночь не спала и очень устала.

И опять она долго лежала без сна, хотя и не могла уже ни о чем думать. Прислушивалась тревожно к тишине ночной улицы – Андрей мог заявиться, когда угодно.

Весь следующий день прошел в суете, которую она сама и создавала, только бы не остаться один на один с родителями. Они долго сидели у Насти, чай пили, Катя рассказала все и советовалась, как и что сказать родителям. Настя слушала через пень колоду, она накануне перевезла к себе мать и все время ходила в маленькую комнатку, где та устраивалась, носила то половик, то подушку. Баба Дина, сидевшая в кресле в другой комнате, время от времени звала ее и подсказывала, как и что лучше сделать. Катя понимала, что она очень не вовремя, но домой идти не смела. Она бросалась помогать женщинам, и потом они опять присаживались с Настей на кухне.

– Так возьми у него квартиру! – шептала настойчиво Настя.

– Он не отстанет!

– Как не отстанет? Нужна ты ему?!

Катя в сомненье покачала головой.

– Развлечение ты для него была! Больше не нужна! Он сейчас просто расплачивается!

– Я так боялась, что мне насильно что-нибудь сделают! Это могут прямо дома! – шептала Катя быстро, прислушиваясь, как мать что-то двигает у себя в комнатке. – Представь, в его квартире… семь с половиной месяцев трястись? Нет!

Теперь Настя молчала. Вздохнула.

– Да ничего он не сделает. Сдала бы хоть ту квартиру, куча же денег… – она сморщилась и потерла нос.

– Нет, – Катя упрямо покачала головой, – это очень некрасиво.

– Ну как знаешь, на рынке будем стоять, две пузатые. Покупатели, кстати, пузатых не любят. Брезгуют.

Катя удивленно на нее посмотрела.

– А я из-за бабы Дины оставила, рассказала ей, она так обрадовалась… внучк а , говорит, очень хочет поглядеть своего. – Настя улыбнулась снисходительно, но и довольно.

– А мать не знает?

– Знает, из-за этого и переехать согласилась, говорит помогать мне будет, – Настя посмотрела на Катю серьезно, так, как никогда на нее не смотрела. – Вот и я попала – бабуля, да мать, да этот, – она потрогала едва заметный, несерьезный бугорок живота, – а что-то не страшно. Мы вчера ужинали втроем, я, сколько себя помню, такого не было. Короче, за одним столом сидим и разревелись все как белуги, – она глянула в сторону комнаты матери и добавила тише: – а я реву и вижу, как они любят! Так и смотрят друг на друга! Мать потом еще полночи проплакала, я уже уснула.