Конн Иггульден - Воронья шпора

– Мы возвращаемся во Францию, – вновь произнес Джаспер. – Шторм был… гм, мы не сумели в такую непогоду стать на якорь или найти безопасную гавань. Но ветер ослабевает, тебе не кажется?

Закрыв глаза, он прикоснулся к нательному кресту и помолился за все корабли, моряков и капитанов, дерзнувших выйти в открытое море в сезон штормов. Те, кто оставался на берегу в такую погоду, слушали, как барабанит по крыше дождь… Разве что ветер мог сбросить с этой крыши несколько черепиц. Здесь же, на серой морской равнине, непогода эта сделалась одним из самых страшных переживаний всей жизни Тюдора.

– А когда мы сможем предпринять новую попытку? – крикнул Генри на ухо дяде. Джаспер Тюдор уставился на молодого родственничка, понимая, что более умного человека встретить удается не часто, однако сейчас эта его холодная манера показалась ему невыразимо жестокой. Джаспер измотался и здорово замерз, только что на его глазах пошли ко дну сотни людей, и, насколько он мог судить, один только их барк еще оставался на поверхности шипящего пеной буйного моря. Он и подумать не мог о новой попытке, даже если король Луи решит, что игра стоит свеч, и возместит им погибшие корабли и людей. Тем не менее племянник смотрел на дядю, дожидаясь ответа.

– Скоро, Гарри, – проговорил тот, сдаваясь. – Но давай-ка сперва сойдем на берег, а там посмотрим. Во всяком случае, не сегодня.

– Не унывай, дядя, – улыбнулся ему младший Тюдор. – Мы живы, а мы – последние из Ланкастеров. Не нам бояться штормов.

Джаспер утер воду, все еще струившуюся по его лицу и волосам.

– Постараюсь, – ответил он. – Сделаю все возможное.

На рыночной площади Солсбери король Ричард с презрением смотрел на безмозглого молодца, поставившего себя в подобное положение. Рядом стояла плаха, и около нее ожидал палач с широким топором. Несморя на то что солнце еще только поднялось из-за восточных холмов, весь город уже собрался на площади, дабы лицезреть смерть герцога. Толпа завороженно внимала происходящему, впитывая каждую деталь и подробность.

Генри Стаффорд, герцог Бекингем, пока еще оставался назначенным Ричардом констеблем Англии, человеком, наделенным огромной властью – в том числе собирать людей под знамена и вести их на поле брани, – и многие в толпе испытывали тихое удовлетворение от того унижения, в которое впал этот знатный человек. Они видели собственными глазам, что закон и королевский суд властны над всеми – над шерифами, мэрами и олдерменами, а не только над бедными и простыми людьми.

Король Ричард стоял на краю рыночной площади, наблюдая за ходом дела. Молодой Бекингем растоптал его доверие, и все же в его жалком восстании было нечто невыносимо глупое. Монарх вздохнул и поскреб заросшую щетиной щеку. Опять разболелась спина. Нет на нее никакой управы! А Бекингему не суждено дожить до старости и поумнеть настолько, чтобы начать сожалеть о юных дурачествах. У него не будет второго шанса.

Ричард заставил свой голос прокатиться по всей площади:

– Мне кажется, милорд Бекингем, что вы пали жертвой козней епископа Мортона, а не сами нашли этот путь к собственной гибели. Мне сообщали о нем – и о том, что с нашего берега видели корабли, которым пришлось вернуться. Ваши наставники, милорд, не избегнут моей кары, не сомневайтесь в этом. Однако я обязан наказать вас за измену. Она дорого стоила мне…

Он заставил себя остановиться: негоже королю жаловаться. Герцог внимательно и не без некоторой надежды посмотрел на него.

– Если это будет угодно вам, Ваше Величество, тогда смиренно прошу простить меня, – заговорил он. – Милосердие в вашей власти. Прикажите, и этот человек разрежет мои путы и освободит меня. И я останусь живым и буду снова служить вам.

– Я это знаю, милорд, – отозвался король. – Вы говорите правильные слова. Но я предпочитаю не оставлять изменников в живых. Вы выбрали такую участь в тот момент, когда подняли оружие на своего короля. Джентльмены, приступайте.

Упиравшегося Генри повалили на плаху двое сильных мужчин, немедленно отступивших, чтобы дать простор местному палачу, донельзя взволнованному необходимостью нанести при всем народе совершенный удар. Топор описал в воздухе широкую дугу, и Бекингем успел застонать от страха, но голос его тут же прервался, оборванный ударом.

Миддлхэмский замок был домом графа Уорика, a до него – домом его отца. Замок этот являлся самым сердцем клана Невиллов, и именно поэтому Ричард взял его себе после того, как земное жилье стало ненужным его братцу Джорджу. Несколько лет собственной юности Ричарда прошло в Миддлхэме, и с замком было связано немало счастливых воспоминаний. Здесь родился его сын – в ту пору, когда его брак был счастливым и полным смеха. Более северный, чем Йорк, Миддлхэм зимой мог действительно показаться унылым местом, но когда возвращалась весна, здесь было где побродить по зеленым полям, в садах и возле ручьев, в этом райском саду посреди долин.