Конн Иггульден - Воронья шпора

– Этот мятеж истощит наши сундуки. Хотя, быть может, кровопускание прибавит здоровья стране… Теперь я хотя бы знаю, что Бекингем был перевертышем, и могу не опасаться ночью ножа убийцы. Но этот хотя бы предложил уладить вопрос на поле брани и не попытался отравить меня ночью… Ох, черт бы побрал этих непостоянных и вероломных лордов! Уверяю вас, после смерти моего брата в Англии не осталось человека, годного, чтобы чистить его сапоги. Даже я сам не гожусь на это. Война слишком затянулась. Она обходится нам чересчур дорого.

– Истинно так, Ваше Величество, – подчеркнул свое согласие лорд Стэнли.

Ричард посмотрел на него:

– Да, конечно… Ну, произведите займы от моего имени. – Ненадолго задумавшись, король помрачнел. – Хотелось бы знать, не является ли Бекингем пешкой в руках епископа Мортона. Неужели они восстали для того, чтобы возвести на трон одного из моих племянников? Ведь не ради же Ланкастеров они стараются? Кто из них мог остаться живым после Тьюксбери? Разве что кто-то из слуг? Или какой-нибудь верный пес?

Томас Стэнли послушно улыбнулся своему патрону, порадовав его этим. Ричард продолжил:

– Вот уж не думал, что Бекингем окажется подобным болваном. Он прекрасный оратор, но военный вождь из него никакой, я бы сказал. Впрочем, наши бунтовщики все в конечном счете оказываются такими.

Заметив, что Стэнли хотел бы уйти, Ричард повел рукой:

– Ступайте, милорд. И не сомневайтесь: мои приказы поскачут впереди нас. Мое войско должно собраться через десять дней в… Лестере. Да, этого будет довольно. Оттуда я нанесу свой удар в то место, где соберутся мятежники.

Когда Томас откланялся и ушел, король посмотрел на окна Линкольнской ратуши, по которым барабанил дождь. Его вместе с братом Эдуардом уже выгоняли из этого самого графства, причем без гроша на двоих в кармане. Тогда Эдуард расплатился с фламандцем-капитаном своим камзолом! Неужели такие людишки, как Бекингем, считают его кротким и невинным дураком, который растеряется перед лицом их жалкого бунта?

При всех непринужденных словах, которые он произнес за столом, Ричард был в ярости на герцога, на его предательство. Он, король, не позволит снова прогнать себя из страны. Он прожил славное лето, но этого мало. Дождь порывами уже хлестал по стеклу, и правитель улыбнулся. Лето, наконец, кончилось. И пусть Бекингем боится осеннего ветра и зимнего холода. Пусть лукавый епископ Мортон боится дождей, превращающих дорогу в кашу под ногами идущих солдат. Ричард управится с ними. И со всеми, кто посмеет восстать. Он снова задумался о судьбе племянников. Живыми они всегда будут призывать к восстанию, бередить старую незажившую рану. Он прикусил губу… Что ж, и у этой проблемы есть свое решение.

Генри Бекингем переоценил собственные возможности. Он понял это, уже когда послал людей за советом к епископу Мортону и они возвратились назад в смятении и с пустыми руками, сообщив, что так и не сумели найти прелата. А на закате черным потопом брони из-за горизонта хлынуло войско Ричарда, вставшее на защиту короля.

Люди, вышедшие под знамена Бекингема, угрюмо ежились под дождем. Они уже несколько дней не ели досыта, и сырость с холодом успели утомить их. Когда рассвело, под его стягами осталось на несколько тысяч меньше, чем было предыдущей ночью. Лорды со своими людьми попросту разбежались под покровом темноты. Они видели, как строится в тесные квадраты королевское войско, готовясь к завтрашнем утру, и нервы их не выдержали.

Боевому духу не помогало и то, что дождь не прекращался с того самого мгновения, когда Бекингем две недели назад вышел в поле. Похоже было, что вся сэкономленная за долгое лето вода пролилась на его войско, словно разверзлись все хляби небесные. Дороги и тропы не то чтобы раскисли – они просто исчезли под толстым, до колена, слоем воды, никак не желавшей впитываться в землю. Люди герцога засыпали мокрыми и просыпались продрогшими, и даже еда их всегда была холодной и подмокшей.

Проезжая по тропинке между изгородями в поисках ровного участка земли, Бекингем ощущал на себе чужие взгляды. Он не сомневался в том, что подмечал жадность в глазах собственных рыцарей и тех немногих лордов, которые остались с ним до утра. Мысль о том, что король Ричард назначил награду за его голову, была настолько оскорбительной, что Генри до сих пор еще внутренне кипел. Однако идея эта сразу произвела свой эффект. Во всяком случае, Мортон тут же исчез. Теперь Бекингем не мог пойти или поехать куда бы то ни было без того, чтобы за него тут же не зацепились чьи-то глаза, словно за ходячую мошну, за которой надо следить, чтобы не сбежала. Это бесило. Как и то, что он и не предполагал, что планы его рассыплются в прах так быстро.