Майя Кучерская - Ты была совсем другой - одиннадцать городских историй

Арка осталась прежней, но камень-ведро, которое берегло стены от повозок, исчезло.

Теплые окошки квартиры на первом этаже смотрели холодно, поблескивая стеклопакетами; прежнюю деревянную дверь сменила роскошная, с безвкусной медной ручкой. Мне захотелось вдохнуть знакомого затхлого подъездного запаха, заглянуть в сыроватый проем, затянутый рабицей, дочка дернула ручку – конечно, закрыто.

Домофон. Набрать 17?

Вдоль почужевших окон стояли машины – в нашем детстве они сюда никогда не заезжали. Да и не было их ни у кого. Двор тоже перестал быть двором, превратился в обнесенный высоким железным забором огородик – с пустующей сейчас овальной клумбой, газоном и ярко-розовой лавочкой для сотрудников компании, которая заселилась в бывший Генкин-Андрюшкин дом. Когда-то сверкавшие стекла небоскреба заметно потускнели.

– Где же вы играли? – удивляется дочка.

«Здесь», – показываю я и очень хочу рассказать ей всё, что знаю и помню про это место, – про ящик с перламутровыми пуговицами и двумя запутавшимися в нитках медалями, белокурого поэта в черном пальто и другого поэта, любившего играть в снег, про цветы в очешнике и грелку под одеялом, дедушку, бабушку, белого пушистого песика и петуха над ванной, про щедрые вкусные праздники с пирогами и холодцом, полки с вареньем, запах забродившего вина в дедушкиной комнате, но почему-то не могу. Потом, потом как-нибудь, пусть подрастет немного или просто прочтет однажды этот рассказ.

На балконе небольшой провинциальной гостиницы стоит женщина. Светлые волосы в беспорядке, легкую ночную рубашку шевелит ветер.

Сквозь балконную решетку третьего этажа просунулись ветви акации, растущей у самой стены гостиницы – женщина садится на корточки, окунает в зелень лицо, нюхает, дышит, не ведая: на нее внимательно смотрят.

Старуха в черном, с крепкой палкой и потертой темной сумочкой на локте остановилась под самым балконом и меряет ее взглядом, короткими перебежками – от головы до плеч, от плеч до обнаженных колен, наконец грозно восклицает что-то по-грузински. Женщина поднимает голову, замечает старуху – та ударяет о землю палкой, женщина улыбается в ответ, она не понимает ни слова, но догадывается: старуха недовольна ее внешним видом, и пытается ее успокоить – отрывает белый цветок, кидает вниз. Цветок опускается на асфальт прямо перед старухой, та сейчас же, и так предсказуемо! топчет его тонкой цыплячьей ногой в таком же черном, как и вся ее одежда, мокасине и идет прочь, не оглядываясь и продолжая браниться. Но женщину не сбить. Она приземлилась вчера поздним вечером – оттуда, где стоят морозы, а с низкого неба мчатся ледяные иглы, – и с жадным восторгом глядит на раскинувшийся внизу южный город, пестрые коричневые дома, на цветущие акации.

Ее пробудил аромат – незнакомый, и такой острой свежести, что она соскочила с кровати, растворила балконную дверь и застыла: далеко впереди синели горы. Вершины таяли в сизой дымке, сползающей с пасмурного неба, а у самых ног ее доверчиво улеглись на плитках пола ветви с крупными белыми бутонами. Она склонилась к ним, вдохнула: огурец! пахло огурцом из бабушкиной теплицы. И еще в полураскрытом бутоне прятался аромат травы, только что скошенной, успевшей поваляться на летнем солнце совсем недолго. Могла ли ей помешать старуха?

Пяткам было холодно на ледяном полу, ветерок поддувал совсем не южный, но женщина все стояла, сорвала еще один бутон, начала разминать его в ладонях и снова нюхать.

– Лю-ся!

Женщина вздрогнула. С бутоном, зажатым в кулаке, двинулась обратно.

– Гляди, как огурчик!

Лежавший на высоких гостиничных подушках мужчина откинул одеяло – она засмеялась шутке и пошла к нему, сейчас же забыв и про цветок, и про горы.

Это была их четвертая встреча, четвертый отель.

На этот раз Олег пригласил ее всего за неделю – пришлось срочно договариваться с Еленой Васильевной, девчонками, каждой обещать подменить, вернуть долг, и – получилось! Дружный у них был коллектив, хорошая работа, и Олега ей бы не встретить без нее.

Люся дежурила на ресепшне, он, седоватый, крепкий, неотличимый от всех командировочных – пиджак, галстук, аккуратная овальная лысина, вот только мышцы под пиджаком вставали бугром – спортсмен? – подходил несколько раз, по делу и без. Нет, слишком образованный он был для спортсмена, все подшучивал (и не тупо!), звал прогуляться по улицам их снежного города, она пропускала привычную болтовню мимо ушей – на улице минус сорок, спасибо, не пятьдесят. Изредка что-то отвечала с ровной улыбкой: это где же мы с вами будем гулять? По сугробам прыгать? Но то днем, на людях, и отвечалось, и отшучивалось легко.