Игорь Шагин - Белая полоса

Владимир Тимофеевич сказал мне, что уже взял разрешение и посетит меня на следующее утро. А я отправился в камеру — ознакамливаться с новым обвинением и готовиться к обоснованию собственной невиновности при даче показаний. Но в тот же день, вечером, когда я сидел на наре и изучал обвинение, открылась кормушка, и спецчастью СИЗО (девушкой, которую называли папкарём, или папкаршей) я был ознакомлен с уведомлением прокуратуры г. Киева, что следствие прекращено и мне снова было объявлено о ст. 218 (ознакомление с материалами дела).

Само предъявленное мне уже новое обвинение спустя год с лишним с момента моего нахождения под следствием состояло из пятидесяти трёх листов и одиннадцати эпизодов, в котором к «старым» восьми было прибавлено ещё три «новых», в одном из которых у киллера украли пистолет, поэтому он не довёл убийство до конца. Во втором — грабёж, организованный ныне покойным киллером по моему указанию с целью мести или, как было написано, наказать. И в третьем — ошибка в объекте нападения, где следствие выяснило, что, получив от меня указание напасть на одного, киллер организовал и совершил нападение на другого человека. Помимо абсурдности самих преступлений, придуманных мотивов для устранения лиц, с которыми я не был знаком и не имел никаких дел, помимо того, что занимаемые мною должности в указанных предприятиях были выдуманы, а точнее, я был написан руководителем предприятий, к которым отношения не имел, в обвинения, казалось, следователем Демидовым были намеренно внесены противоречия во времени и обстоятельствах. Например: в марте киллер получает команду убить, а в январе-феврале этого же года отслеживает свою жертву. Нападения происходили на тех чиновников, которые отнюдь не препятствуют хозяйственной деятельности, а напротив, по роду своей деятельности ей способствуют. А деньги платились за несовершённые убийства и другое.

Я несколько раз перечитал обвинение и лёг спать. А по всей стране в вечерних новостях катились пресс-конференции о моей виновности такого масштаба (!), что дело об убийстве Гонгадзе, освещаемое некоторыми СМИ, казалось маленьким и неважным. И даже сбавляющим обороты.

На место Тараса третьим в камере разместили Сашу. А вскоре Дедковскому пришла из большой камеры записка, что Саша — порядочный и добросовестный арестант, сам для себя зарабатывающий сигареты и чай, занимаясь уборкой в камере и помогая по другим бытовым и хозяйственным вопросам. И Дедковский сразу же определил Сашу на должность, на которой он делал канатики, ремонтировал кипятильники и плитки, запаковывал пакованы-пакетики с парой пачек сигарет и ста граммами чая для обращавшихся к Славику из других камер. Саша был очень скромный человек — светловолосый, невысокого роста парень, всё время тихонько сидевший на наре и занимавшийся своими бытовыми вопросами. Единственное, что Саша попросил, так это пару сумок — заменить свои, старые и истрёпанные. С учётом доставляемых Олей передач запасных сумок в камере было достаточно. И Славик дал Саше несколько клетчатых баулов, на дно которых Саша положил свои вещи и поставил их под нару.

Саше было позволено самому брать сигареты — белые «Марлборо», — которые для себя у меня просил Дедковский и которые Оля вместе с плитками шоколада, присылаемого из Питера мамой, передавала через каналы Славика (официально в одной передаче было разрешено только тридцать пачек сигарет с вынутой из пачек фольгой и высыпанных навалом вперемешку с пачками в пакет, а шоколад вынимался из фольги и ломался на кубики). Саша следил за порядком, мог приготовить поесть, очень старался помочь и во всём быть полезным.

На следующее утро меня вывели к адвокату. Я рассказал Владимиру Тимофеевичу об ознакомлении меня в тот же день, 26 июня 2001 года (то есть вчера) спецчастью СИЗО с уведомлением прокуратуры г. Киева о прекращении следственных действий и предъявлении мне к ознакомлению материалов дела согласно ст. 218–220 УПК Украины. Владимир Тимофеевич сказал мне, что таким образом следствие, в частности глава следственной группы следователь Демидов, прерывая, возобновляя и снова прерывая на ознакомление следственные действия, искусственно продлевает мне санкцию содержания под стражей, одновременно лишая меня права давать показания — единственного права на защиту, предусмотренного законом для обвиняемого давать показания в обоснование собственной невиновности.

Меня снова стали один раз в неделю выводить на ознакомление. Я, в свою очередь, начал писать жалобы и заявления во все инстанции, начиная от прокурора, надзирающего за законностью при расследовании дела, и заканчивая Генеральной прокуратурой и Уполномоченным Верховной Рады Украины по правам человека о том, что следователь Демидов лишил меня права давать показания. А на имя самого следователя направлял заявления с просьбой допросить меня.