Игорь Росоховатский: Белые звери

Семену показалось, что за кустами мелькнула тень. Послышался треск. Он вскинул пистолет.

Белая узкая морда с длинными усами и красноватыми немигающими глазами уставилась на него. Любопытство в глазах зверя сменилось плотоядной жадностью, будто он мысленно облизывался. Семен представил, как вот сейчас из темной утробы вырвется ликующее рычание… Но белая морда внезапно растворилась в воздухе. Мираж рассеялся…

Семен ударил тыльной стороной ладони по камню. Еще и еще, пока не почувствовал боль. Он оглянулся и увидел Тима. Вытянутая напряженная шея, узкие прорези глаз, блестящие плиты скул. Значит, и ему что-то почудилось? В таком случае не стоит укорять и стыдить себя. Может быть, это был не мираж?

— Там что-то было? — спросил Тим.

Он в таких случаях предпочитал спрашивать. Иногда загонял своими вопросами в тупик, и тогда Семён предпочитал огрызаться — вопросом на вопрос.

— Ты видел?

— Я видел, как ты прицелился.

«Та же песня, — устало подумал Семен. — Впрочем, это часть платы за право быть ведущим. Так мне и надо. Поделом».

— Передай, пусть запустят зонд в нашу сторону. Для страховки, — сказал он и, мельком глянув на товарища, поправился: — Для перестраховки.

«Если уж попадешь в смешное положение, то лучше первому посмеяться над собой, — подумал он, заметив, как дрогнули и тут же затвердели губы «оруженосца». — Тим понял истинный смысл моих слов, он достаточно изучил меня. Это еще одна часть платы. Скоро он научится видеть меня «голым» — без прикрас и мишуры. Выдержу ли я проверку? Или он сбросит меня с пьедестала?»

Тим включил рацию, и через несколько минут с корабля пришел ответ, рассеявший последние сомнения. «Вернемся?» — подумал Семен. Видимо, он подумал вслух, потому что сразу же эхом прозвучал голос Тима:

— Вернемся на корабль?

— Досмотрим квадрат, — с сожалением возразил ему и себе Семен. — Чтобы больше сюда не возвращаться.

Он включил электронный щуп, посмотрел на экран, сверяясь с картой, и медленно, как предписывала инструкция, двинулся в обход скалы.

Багровые языки плясали на каменных уступах, наполняя мир вокруг причудливым мельканием. Тени были совсем не такие, как на Земле. Они многократно окрашивались, становились объемными, словно на голограмме. Скалы и отдаленные холмы густо заросли кустарником — высоким, безлиственным, с тонкими закрученными усиками, по жесткости не уступавшим стальной проволоке. Над кустами распадающимися облаками роились мириады мелких насекомых — единственных живых существ, оставшихся на планете. Всех остальных, в том числе и разумных, уничтожили белые звери, о которых с суеверным ужасом рассказывалось в записях, сделанных синей и оранжевой краской на материале, похожем на ленты грубого холста. Почти два месяца потратили участники экспедиции на расшифровку этих записей. Изучив язык аборигенов, они одновременно узнали, что это мертвый язык, ибо народ, носитель его, перестал существовать.

Семен остановился, вытянул руку. Тим взглянул в указанном направлении и заметил вход в пещеру. На камне синей краской были нарисованы круг и стрела.

— Нас приглашают, — сказал Семен. — Жди здесь. — Он низко согнулся и нырнул в пещеру. Вскоре послышался его голос: — Добро пожаловать…

Пещера оказалась просторной, в ней запросто могли бы уместиться пять человек. Сквозь узкую щель в своде проникали рассеянные лучи, заставляя сверкать влажные камни. Произвольно возникали и распадались орнаменты из росинок. В дальнем конце пещеры громоздились кое-как сколоченные нары, рядом с ними — одноногий стол, другим концом привалившийся к камням.

На этом самодельном столе Семен развернул найденный здесь же свиток, испещренный синими значками. Склонился над ним, всматриваясь в знаки и от усердия шевеля губами. Наконец вспомнив о Тиме, сказал:

— Здесь было последнее прибежище ученого. Он оставил для нас послание.

— Для нас? — спросил Тим, заглядывая через его плечо.

— Выходит так. Кроме нас, прочесть его некому. Впрочем, он о нас не знал… Он, пожалуй, предполагал, что умирает последним из людей на этой планете.

— Для кого же он писал? — спросил Тим.

Эхо, будто летучая мышь, ударилось о свод пещеры и испуганно бросилось обратно…

«Мы окружили свой город тройной оградой. С самого начала я и мои коллеги не верили в россказни чафхов о дьявольской хитрости белых зверей. Учитывая упорные слухи, мы допускали, что те хорошо приспособились к среде. Но это не означало, что они равны по разумности хотя бы чафхам. Мы боялись их зубов и когтей больше, чем их хитрости.