Игорь Росоховатский: Белые звери

— Как говорил Леонардо, «не оборачивается тот, кто устремлен к звезде»!

Валя откровенно любовалась им. А он косил взглядом на представителя Президиума Академии.

И тогда я сказал… Что же я сказал?..»

Тим потянулся к свитку. Он не понимал, почему Семен медлит…

«Стаи белых зверей появились в окрестностях столицы. Их натиск не сдерживают ни мощь оружия, ни глубокие рвы, ни отравленные куски пищи, которые мы разбрасываем повсюду. Они погибают тысячами, но рождаются сотнями тысяч. Они нападают на одиноких путников и на большие отряды вооруженных солдат. Они берут приступами поселки и города…

Я уже писал, что они питаются не только мясом. Они уничтожили запасы пищи, опустошили поля, леса. Люди гибнут не только от их клыков, но и от голода и болезней. Эпидемии, о которых уже стали забывать, теперь пожинают обильный урожай. Остановились предприятия. Люди постепенно возвращаются к первобытному образу жизни, становятся игрушками стихий…

После возвращения нашей экспедиции собрание жрецов лишило меня звания ученого. Но какое значение имеет это теперь?

Одно желание гложет меня. Чтобы удовлетворить его, я с радостью трачу остатки опостылевшей жизни. Я пытаюсь добраться до озера Лани, где охотники впервые заметили белых зверей, «свалившихся с неба». Может быть, мне удастся раскрыть их тайну.

По дороге я выяснил: там, где растет кустарник лыху, белые звери не водятся. И как только они поедают на каком-то участке растительность, он густо зарастает этим кустарником…»

— Удивительный человек! — воскликнул Тим, когда они закончили чтение записок. — Каждому бы ученому быть таким одержимым…

— Жаль, что он все-таки не дошел до озера Лани, — сказал Семен.

Душная угарная тьма окружала пещеру. У входа колебалось сизое марево, окаймленное серебристыми блестками, — это работал «сторож». Аппарат, создававший энергетический барьер.

— Нужно дойти до озера, — проговорил Семен, рассматривая карту, приложенную к запискам.

— Завершить его путь? — полувопросительно произнес Тим, опершись локтем на каменный выступ.

— Почему «его», а не наш? — в тон ему ответил Семен, достаточно изучивший «оруженосца».

— Ну, это ведь он хотел выяснить…

— А ты не хочешь?

— Да я же согласен идти, старик, чего ты нервничаешь? — с оттенком досады произнес Тим.

— И думаешь при этом: ради чего? Чтобы спасти его народ, его цивилизацию? Но ведь уже некого спасать…

— Некого… — растерянно сказал Тим, в который раз удивляясь, как это Семену удается читать его мысли. Тим стремился подражать ему во всем — в бесстрашии, в добросовестности, в невозмутимости, — и это частенько удавалось. Но как подражать в отгадывании мыслей? Впрочем, он изучил и слабинки своего товарища.

Он исподлобья взглянул на Семена и сказал, как бы думая вслух:

— Это будет ему лучшим памятником.

Он знал, что эта реплика подольет масла в огонь, и не ошибся. Темные глаза Семена вспыхнули, лицо оживилось.

— Памятником? — переспросил он. — Ты полагаешь, мы идем, чтобы поставить памятник?

— А зачем же?

Семен испытующе посмотрел на Тима.

— Помнишь, он пишет: «Бесполезных знаний не бывает»…

Уснули они быстро. Семен беспокойно ворочался во сне, стонал. Ему снилось, будто их окружили белые звери. Самый большой из них, вожак, разинул пасть, усеянную острыми клыками, и зарычал:

— Знаешь, кто я? Я — Бедняга! Ты думал, мы исчезли вместе с людьми. А мы остались! Но ты пока не бойся. Мы не будем сейчас есть вас. Мы ждем вас у озера…

— Нет! — закричал Семен и проснулся.

На него встревоженно смотрел Тим.

— В чем дело? — спросил Семен ворчливо. — Чего ты на меня уставился? Спать не даешь…

— Ты кричал во сне, — сказал Тим.

— Подумаешь, большое дело. Голосовые связки тренировал… — Стараясь, чтобы голос звучал сонно, сказал: — Если уж мы все равно проснулись, будем собираться в путь.

Включив ранцевые гравитры, они летели невысоко над дорогой. Через каждые десять километров выходили на связь. Но командиру корабля эта мера безопасности казалась недостаточной. Запросы следовали один за другим, и Семен уже начинал ворчать на слишком заботливое опекунство…

Справа от них громоздились скалы, уходя зазубренными пиками в пустое бледно-сиреневое небо. Слева дорога по краю круто обрывалась, иногда попадались полусгнившие деревянные столбики, оставшиеся от былого ограждения. И всюду — в расщелинах скал, по краям дороги — щетинились, будто проволочные «ежи», кусты лыху.