Александр Проханов - Крейсерова соната

Это была несомненная победа, однако не полная. Вдалеке послышался угрожающий рокот. Иван Иванович лег наземь, приложил ухо к поверхности и прислушался.

- Так я и знал… "Абрамс"… Переброшен с иракского фронта… Они задействовали всю коалицию по борьбе с международным терроризмом…

Звук нарастал, переходил в рев. За холмом обозначилось облако гари. В этих жирных клубах, огромный, жуткий, весь углах и уступах, обложенный брусками активной брони, с торчащей тяжелой пушкой, выплывал танк "Абрамс". Он был похож на уродливую и грозную пирамиду, на живое чудище, на могучего бронтозавра, воскресшего из каменноугольных времен. Его окружало подразделение американской морской пехоты, принимавшее участие в боях за Басру, Ум-Кассар и Багдад. На броне, во весь рост, держа древко американского звездно-полосатого флага, стояли Министр внешних и сексуальных сношений. Его лысина блестела, как купол Капитолия. На щеке, сердечком из малиновой помады, пламенел поцелуй, оставленный Кандолизой Райс.

Он выкликал в мегафон:

- Сопротивление бессмысленно!.. Кенигсберг принадлежит Германии, а Курилы японцам!.. НАТО в Москве устраивает благотворительный вечер в пользу ветеранов Второго фронта!.. Кладите на землю оружие и по одному сдавайтесь представителям американской полевой жандармерии!..

Вовсю работали пулеметы "Абрамса", выкашивая ряды бомжей, пытавшихся расслышать слова министра. Упал виднейший химик, облаченный в ночной прожженный колпак и канареечную дамскую кофту. Пуля пробила клеенчатый фартук и телогрейку конструктора экранопланов. Свинцовая очередь отстрелила волосатую голову с трахомными глазами, принадлежащую специалисту по пересадке сердца. Обитатели свалки, сломленные потерями, начали отступать. Один бросил на землю томатомет. Другой вываливал из подсумков гранаты, с порченой кожурой, с красными сочными зернами. Громада танка приближалась, сея в рядах защитников панику.

- Теперь мой черед, - тихо сказал Иван Иванович. - Я вам открою тайну, - обратился он к Плужникову, который смотрел, как страшно дымит, приближаясь, стальная пирамида танка. - Я - двадцать девятый гвардеец-панфиловец. Так в шутку мама меня называла, когда в детстве я рисовал битву на Волоколамском шоссе. Настало время и мне примкнуть к моим двадцати восьми товарищам…

Он стал обвешивать себя кульками прозрачной пленки, где, искусно приготовленная из продуктов полураспада, содержалась взрывчатка, вешал себе на пояс пластмассовые бутылки с зажигательной смесью, добытой из масляной и бензиновой ветоши, весь в проводках, в бикфордовых шнурах, в пакетах пластида, готовился стать советским шахидом.

- Ты уходи отсюда… Ты им нужен, не мы. Видно, сильно ты им досадил, если они подтянули танковую группировку из Ирака. Дай-ка, милый, я тебя обниму!..

Они обнялись. Плужников не отговаривал Ивана Ивановича, ибо этот поступок был завершением великолепной, задуманной на небесах судьбы. А что толку спорить с небесами!

Иван Иванович, согнувшись, уклоняясь от пуль, побежал навстречу танку, повторяя своей траекторией течение Волги в районе Саратова, откуда был родом, приблизился к черно-стальной громаде, которая выпучила на него свои жуткие глазища, встала на дыбы, желая расплющить. Иван Иванович плоско лег под гусеницы. Ветер донес слабый вскрик: "За нашу Советскую Ро!.." А потом грянул взрыв такой силы, что танк разбросало на части, словно это была не сталь, а свиной окорок. Министр внешних и сексуальных сношений был заброшен на Луну и застыл там в виде пятна, похожего на свинью.

А Иван Иванович оказался в березовом Русском Раю, выходил на поляну с белым душистым снегом. Двадцать восемь гвардейцев-панфиловцев играли в снежки, замерли, когда увидели двадцать девятого. Политрук Клычков улыбнулся ему чудной улыбкой, кинул влажный, благоухающий снежок, а Иван Иванович ловко его подхватил.

К защитникам свалки вернулось поколебленное мужество. Они выдвинулись на боевой рубеж, заняли оборону. Уже ревели и свистели в воздухе десятки вертолетных винтов. Грозные "Апачи" шли в атаку, увешанные ракетами и снарядами, беспощадно блестя кабинами, выталкивая с подвесок черные гарпуны. Под музыку Вагнера, сам подобен Валькирии, впереди летел жестокий и безумный кинорежиссер Коппало.

Защитниками был задействован третий эшелон обороны. Были включены глубинные соленоиды первый и четвертый, создавшие вихревые восходящие бури, магнитные самумы, энергетические торнадо, от которых содрогнулась свалка. Тысячи тонн мусора взлетели в небо, превращая день в ночь. Непроглядный, непроницаемый занавес из очисток, тряпья, старых газет и поломанной мебели сомкнулся перед вертолетами. Они наталкивались на смятые пивные банки и загорались, как от попаданий зенитных ракет. Клейкая гадость залепляла стекла машин, ослепленные вертолеты сталкивались в воздухе и пылающими комьями рушились. Тряпье забивалось в винты и редукторы, моторы глохли, и "Апачи" тупо валились на землю.