Александр Проханов - Крейсерова соната

Теперь Мэр горестно созерцал рыхлую, напоминавшую пемзу трассу, где замерли обглоданные грузовики, "джипы" и "вольво". В некоторых виднелись скелеты водителей и пассажиров, среди которых он заметил костяк известной в прошлом исполнительницы советских песен, отказавшейся подписать "Слово к народу". Крупный скелет певицы держал на коленях скелет болонки, и все это помещалось в металлическом остове "мерседеса".

Пугающие предчувствия не оставляли Мэра. Заговору против Счастливчика и Модельера, автором которого он являлся, грозило разоблачение. Надо было что-то делать. И вдруг решение возникло. Глядя на череп певицы, на ее поющий безгубый рот, он вдруг понял, что должен освободиться от Плинтуса, выдать его Модельеру; повиниться и мнимо покаяться, отведя от себя гнев всесильного временщика, переведя этот гнев на Плинтуса. Это позволит выиграть время; сохранит сердцевину заговора; сбережет проект "Московская коррида", во время которой тореадор Эскамильо преподнесет Счастливчику голову андалузского быка и пронзит Президента шпагой.

"Ложь есть всего лишь частный случай правды. Вероломство - частный случай преданности. Предательство - частный случай дружбы. Подвиг Христа невозможен без подвига Иуды", - повторял Мэр истины, почерпнутые у иезуитов, консультировавших проведение в Москве праздника Святого Игнация Лойолы.

Он отказался от посещения других строительных объектов: канала "Волга - Аму-Дарья", проходящего через Бородинское поле; нескольких мостов через Москва-реку, которые он приказал передвинуть, но которые были унесены течением и плыли теперь где-то в низовьях Оки, - и кинулся осуществлять свой новый план.

Модельер не отказал в приеме. Однако пригласил не в рабочий кабинет, где в прихожей толпились просители - министры, послы, генералы и олигархи, - но в кабинет массажа, где Мэр, облаченный в торжественный фрак, увидел абсолютно голого Модельера, возлежащего на канапе. Над ним склонился немолодой желтолицый непалец, заостренными костяными иглами, окуная их в фарфоровые мисочки с красками, наносил цветную татуировку. Мэр, весь в черном, с галстуком-бабочкой, каялся перед Модельером, глядя на его сытую спину, наполовину испещренную узорами.

- Токмо по слабости нашей и по недомыслию… Бес вожделения и гордыни душу восхитил… Секиру воздаяния за грехи наши да отведет милосердие от выи склоненной и от очей долу зрящих, бо небо затмило неразумение наше… - бубнил Мэр, глядя, как на розовой упитанной спине Модельера под острой точной иглой возникает причудливый орнамент. - Виноват, что долгое время шел на поводу у этой отвратительной ядовитой жабы, из-под языка которой то и дело вырывается хула на нашего несравненного Президента, и, да не разгневается ваша светлость, и в ваш адрес, что, в конце концов, переполнило чашу моего терпения, и я явился с повинной. Не только отрекаюсь от прежней с ним дружбы, но и готов показать на хулителя хоть под присягой…

Игла втыкалась в кожу как в нежный пергамент, впрыскивала черную капельку туши, которая тут же голубела, продолжая изысканную линию восточного рисунка.

- Он называл нашего любимого Президента гнилым опенком, склизким омылком, который был найден в бане Первого Президента России, в шайке, где тот мыл свои подагрические ноги. Вас же он называл скользким червем и болезнетворным глистом, проникшим в Президента с черного хода. Я запретил ему богохульствовать, дело дошло до драки, и он пригрозил мне газовой камерой…

Модельер лежал к нему затылком, рассыпав по узорной подушке черные, со стеклянным блеском волосы. Мэр не видел его лица.

- Это он, Плинтус, придумал ужасный план московских беспорядков. Подбивал на них Фюрера и Предводителя, намереваясь направить толпы обезумевших коммуно-фашистов на Кремль. Перед началом футбольного матча мне стал известен его коварный план. Я пытался вам дозвониться, но ваш мобильный телефон оказался выключенным…

Модельер не поворачивался, молчал, и Мэр не знал, какое действие оказывают его слова: достаточна ли степень признания, достигнут ли предел покаяния, у которого следует остановиться и который достаточен, чтобы получить прощение.

- Но главной миной, которую Плинтус подвел под здание новой российской государственности, является его омерзительная книга "Мед и пепел". Что там письма Курбского из Литвы, "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева, "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына! В своей разрушительной книге он ставит под сомнение легитимность нашего любимого Президента, намекая на некие, чуть ли ни колдовские процедуры, приведшие его к власти. Он также высказывает ряд оскорбительных и крамольных суждений по поводу затянувшегося пребывания за границей Первого Президета России, намекая на фальсификацию телевизионных роликов, освещающих кругосветное турне. Якобы в шутливой форме высказывает предположение, не находился ли первый Президент на космической станции "Мир" в момент ее сожжения. И все для того, чтобы посеять сомнение в преемственности власти, в добровольном отречении Первого Президента, в законности престолонаследия. Особенно глумливы те главы книги, где Плинтус подвергает сомнению происхождение нашего Президента от Рюрика, трактует предстоящее помазание как фарс, направленный на расчленение России в пользу Китая и Ирана. Зная влияние Плинтуса в международных кругах, следует ожидать осложнений во внешнеполитической сфере, особенно в треугольнике Америка - Сейшеловы острова - Люксембург…