Уильям Дерезевиц - Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

Смогла бы Остин «взрастить в своей душе любовь» к своему скороспелому жениху, как она советовала своей племяннице? Возможно. Она знала его с детства, любила его семью; да, он казался ей немного стеснительным и неуклюжим, но, отучившись в Оксфорде, Бигг-Уизер вернулся домой куда более уверенным в себе молодым человеком. Однако на сей раз Остин думала не только о любви. Девушка, в возрасте двадцати лет потерпевшая неудачу с Томом Лефроем, являлась всего лишь начинающей писательницей. А женщина, которая семь лет спустя отвергла брата своих друзей, была автором трех романов, пусть даже не опубликованных. Она стояла на распутье. Направо – замужество, семья, уверенность в завтрашнем дне и, может быть, любовь. Налево – творчество со всеми его взлетами и падениями.

Приходилось выбирать одно из двух. В те времена замужество означало в первую очередь материнство – материнство, которое нередко стоило женщине жизни. Жена Чарлза, брата Остин, за пять лет родила четырех детей, а затем умерла. Жена другого брата, Фрэнка, за шестнадцать лет дала жизнь одиннадцати малышам, а затем тоже умерла. Жена еще одного брата, Эдварда, за пятнадцать лет произвела на свет одиннадцать детей и – умерла. Миссис Остин была матерью восьмерых детишек. Сама Остин боялась думать о том, чем обернется семейная жизнь для ее любимой племянницы, когда та в один прекрасный день найдет себе мужа (что и случилось через несколько лет после романа с Джоном Пламптре). «О, сколь много я потеряю, когда ты выйдешь замуж!» – восклицала Остин, тем самым красноречиво давая понять, почему она осталась старой девой. «Я возненавижу тебя, как только игры твоего восхитительного Ума затихнут и сменятся привязанностями – супружеской и материнской», – сообщает она. Позже Кассандра будет вспоминать, как сестра в письмах торжествовала «над своими замужними знакомыми, ликуя над победой своей свободы» – свободы писать, творить и следовать за своим неподражаемым талантом, куда бы он ее ни влек.

К сожалению, свобода длилась недолго. В раннем уходе Остин (она скончалась молодой даже по тем временам – в сорок однин год) кроется горькая ирония, ведь ее семья отличалась долголетием. Из девяти ее ближайших родственников восемь прожили семьдесят лет, а то и больше. Кассандра умерла в семьдесят два. Миссис Остин – в восемьдесят семь. Фрэнк, служивший моряком, дожил до девяноста одного года и под конец Гражданской войны в Америке – спустя почти полвека с кончины Джейн – стал адмиралом флота королевы Виктории. Причина безвременной смерти Остин остается неизвестной. Сперва специалисты предполагали, что фатальную роль сыграла болезнь Аддисона, однако подробное изучение фактов развенчало эту теорию. Если причиной смерти стала какая-либо инфекция, то, кто знает, может быть, Остин прожила бы гораздо дольше с Томом Лефроем в Ирландии или с Гаррисом Бигг-Уизером в его поместье.

Жизнь Остин была бы долгой, но совсем иной. А так – пусть писательница не вышла замуж, однако дети у нее были; много детей, куда больше восьми или одиннадцати. Это Эмма, Элизабет и Кэтрин, Энн и Фанни, Элинор и Марианна. Это Генри, Эдвард, Уэнтуорт и Уиллоби, мистер Коллинз, мисс Бейтс и мистер Дарси. Они не просто долгожители – они бессмертны. Стань Джейн женой Тома или Гарриса, она, возможно, обрела бы счастье и богатство, познала бы материнство, жила бы долго. Но она не стала бы Джейн Остин, да и мы не были бы теми, кем являемся.

Шел мой четвертый год в Бруклине. К началу сентября я добрался до середины третьей, последней, главы диссертации и вновь вернулся к преподаванию. Мой друг из Коннектикута, тот, что влюбился в прошлом году, задумал жениться. Свадьбу запланировали на ноябрь, но в выходные после Дня труда [41]он и его будущая жена устроили вечеринку в новом доме, чтобы все друзья познакомились заранее.

Невеста выросла в Кливленде, и ее лучшая подруга – она была ей как сестра, все равно что Марта Ллойд для Джейн Остин – собиралась приехать на праздники. Я знал о ее визите, знал, что она свободна, но мы с самого начала не поладили. Когда я пришел к друзьям, они слушали Фрэнка Синатру; я большой поклонник его творчества, но мне зачем-то понадобилось привлечь всеобщее внимание едким замечанием: «Может, послушаем не такое старье?», и она тут же – вспомните Дарси и Элизабет – решила, что я придурок.

Потом мы потеряли друг друга из виду в толпе гостей, и я почти забыл про ее существование, как вдруг спустя пару часов обнаружил – еще одна сцена в духе «Гордости и предубеждения», – что мы поглощены увлекательным, серьезным разговором. Речь шла о политике; как я позже выяснил, моя собеседница, подобно героиням Остин, пыталась незаметно выяснить мои взгляды на жизнь. Пока мы общались, до меня понемногу стало доходить, что та, на которую я едва взглянул поначалу, – не представляю, о чем я думал, – была, по меткому выражению мистера Дарси, одной из самых прелестных женщин, которых мне доводилось встречать. Другими словами, она была не просто хороша собой, она обладала чарующей внутренней красотой.