Я пришел в аспирантуру с совершенно иными представлениями об образовании, позаимствованными у отца. Он был человеком, который получил три ученые степени, говорил на шести языках, самостоятельно изучил классическую музыку, европейское искусство и западную историю; человеком, для которого образование означало обретение комплекса знаний, набора фактов. А знания были нужны, чтобы получить образование, гордиться причастностью к «интеллигенции» (и ощущать превосходство над остальными). Замкнутый круг. Знание, культура, эго. Я вырос в семье, где считалось, что есть вещи, которые «надо знать». «Слышать что-то» о Брамсе и Джотто было само по себе добродетелью, даже если все знания сводились к тому, что один был композитором, а другой художником. По мнению моего отца, вполне было достаточно один раз увидеть произведение искусства, чтобы считать себя «ознакомленным» с ним.
Отец никогда не увлекался художественной литературой, расценивал ее выдумкой. Он предпочитал книги, наполненные реальной информацией. Но, после того как я поступил в аспирантуру, он начал проявлять к литературе интерес – чтобы иметь возможность обменяться со мной впечатлениями. Когда я слушал курс о Бене Джонсоне, он прочел биографию драматурга, но не заглянул ни в одну из его пьес. Когда мы проходили Шекспира, я предложил отцу открыть какое-либо из его произведений. «Я их уже читал, – ответил он. – Когда мне было лет двадцать». Можно не сомневаться: он купил полное собрание сочинений и изучил все от корки до корки, чтобы «поставить галочку» в своем списке необходимой информации.
Знание, культура, эго. Пусть мои представления о знакомстве с произведениями литературы или искусства были глубже отцовских, во времена аспирантуры я все-таки жил еще по его установкам. Это могли бы подтвердить все мои ученики-первокурсники, не говоря уже о девушке, в которую я был влюблен в то лето перед устными экзаменами, или подружке, с которой я встречался в период знакомства с «Эммой». Но теперь, благодаря другому «отцу», с которым я так боялся сблизиться, переезжая на новую квартиру, я начал мыслить иначе. Я получил новые представления об образовании, новый взгляд на то, что значит быть человеком культуры – и вообще, настоящим человеком. Не обязательно быть самоуверенным, чтобы быть сильным; незачем подавлять людей, чтобы добиться от них уважения. Настоящие мужчины не боятся признать, что им есть чему поучиться – даже у женщин.
Именно Остин смогла подвести меня к размышлениям о знании и образовании. Она терпеть не могла невежества; ценила людей, которые много знали и могли поддержать интересную беседу, тех, кто был в курсе того, что происходит в мире, и мог разумно об этом рассуждать. Остин высмеивала людей, делавших чрезмерный упор на образовании детей и самообразовании, если это сводилось к бездумному заучиванию фактов. Сестра Элизабет Беннет, Мэри, была не просто скучна – она была глупа. Отец дразнил ее:
– А ты, Мэри, что думаешь по этому поводу? Ты ведь у нас такая рассудительная девица, читаешь ученые книги и даже делаешь из них выписки.
Мэри хотела сказать что-нибудь глубокомысленное, но ничего не смогла придумать.
Что касается общепринятых рамок образования в те времена (особенно тех крох, что были доступны девушкам), то Остин высказала свое мнение об этом в маленькой поэме под названием «Об Университетах»:
Наш Кембридж и Оксфорд – хранители знаний, Вся мудрость сокрыта в стенах этих зданий. Ведь каждый вошедший немного отдал, Но кто видел тех, кто хоть каплю забрал?
В письме к Кассандре, навещавшей друзей в соседнем поместье, Джейн злословит:
Леди, что прочли все эти невероятно великолепные и глупые издания ин-кварто, которые всегда можно видеть в утренней гостиной, должно быть, знают о мире все. Я ненавижу формат ин-кварто. Книга капитана Пэйсли слишком хороша для Общества этих дам. Они не поймут мужчину, который доверил свои Мысли томику ин-октаво.
Формат ин-кварто использовался для так называемой «серьезной» литературы; издания, которые выходили в формате ин-октаво, были в два раза меньше по размеру и куда менее напыщенны. Что же касается книги капитана Пэйсли «Размышления о военной политике и военных учреждениях Британской империи», то Остин писала о ней: «книга, которую я отклонила поначалу, но после нашла великолепно написанной и в высшей степени занимательной». Исходя из этого, мы можем сделать вывод, что писательнице была не чужда любовь к серьезным сочинениям жанра нон-фикшн, а также что Джейн судила, насколько книга интересна, по тому, как она была написана. Ее неприязнь к формату ин-кварто была вызвана не содержанием подобных изданий, а их тяжеловесностью во всех смыслах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу