Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза

– Ладно, – лепетал Шалопай, – кооператив мы создадим, директора с бухгалтершей – любовницей найдем, но кто будет, собственно, выполнять основную часть работы по отправке заказчика в иной мир.

– Ты не понимаешь, это моя не спетая «лебединая песня», может быть, я этим занимаюсь всю свою жизнь, но не узаконено, по наитию, так сказать, но успешно, а такие мудаки, как ты, заставляют искать способ узаконить сей процесс.

Вогнать его в человеческие правила игры и найти свое место в нем, но уже между вами индивидуумами и Богом. Вот задача для посредника. Проблема вроде людская-смертная казнь, но казнь – то смертная. Я и здесь среди людей, но я и вершу, а значит, и там, среди Богов, я супер-посредник, я супер – лобби».

Выпили они очень много, обоим стало страшно, это были не их разговоры.

– Валера, ты сгоришь на работе, это же не творчество, даже не ремесло. Боюсь, ты опоздал и только дуешь в спину другим. Этих посредников сегодня, как грязи, это и сытое государство, пустившее на произвол судьбы свой народ, это и мафия, и террористы, и отдельные темные личности. Даже их совмещение в одном твоем лице и нашем кооперативе не даст выигрыша и свободы, скорее наоборот. Найдется один мудак, который сунет голову в огонь совершенно бесплатно и будет хохотать над тобой, и сгоришь ты от своего беспомощного и бесполезного могущества и злобы. На частную основу поставить смертную казнь нам не дадут, слишком много желающих. Лучше дай денег на книгу или на худой конец помоги премию получить «за величайший вклад в новую литературу», раз у нас теперь всё новое, а особенно этот «образ мышления». Премию я тебе отдам, без тебя, родной мой, мне всё равно её не дадут.

Слово «дай» вернуло их в реальную действительность. «Дай» стало ключевым словом, без него игра распадалась, становилась ненужной. Играли два посредника, равных по силе, но совершенно и в совершенно разные игры. Их угораздило встретиться на земле, где есть черное и белое, и их совмещение дает что – то новое, но где – то в другом измерении, а тут они были рядом, пили самую обычную, русскую водку, понимали, что не могут выиграть друг у друга, но играли. Так было надо. Их это усиливало, каждого в своем.

– Кто ты такой?

– Я сам по себе.

– Вот именно, ты, как наш президент, непредсказуем. Только дай, а что ты написал, натворил и кому это надо?

– Читай, вот рукопись.

– Я знаю, что ты можешь написать только понос своей души.

– Это сегодня, а завтра, если дашь денег, просто будет лучезарное сияние в стиле самого нового мышления, хоть твоего, хоть другого из нашего кооператива.

– Если бы ты сегодня это написал.

– Тогда я бы не просил у тебя денег, а так ты почти на халяву можешь открыть молодое, слегка лысоватое и все седое дарование. Заметь, может быть, бессмертное.

– Ты разбогатеешь, слава, успех, поднимешься надо мной, забудешь спонсора.

– Не понимаю.

– И не поймешь, мозги не те. Предсказуемость должна быть. В предсказуемости почитание. В почитании нет альтернатива. Кого почитаешь ты?

– Бога.

– А надо меня или власть, или президента.

– Скучно, вместо почитания я лучше напишу о тебе, по-моему, уже можно, ты достаточно натворил, чтобы попасть в историю. Книга моя о нашей жизни, какая мне, хрен, разница, кто ее автор. Если бы я нашел свои мысли у другого, то и не писал бы совсем. А так, просто отдушина. Хочешь, будь автором ты, главное, чтоб прочитали. Талант не купишь, купи рукопись вместе с авторством.

Шалопай начал искушать посредника. Да, посредник обыграл его сегодня, увлек своей игрой, где ему равных не было. Он приземлил Шалопая на грешную землю, ближе к деньгам и дальше от души.

– Давай. Премию ты получишь.

Посредник увидел возможную выгоду. Они, вроде бы, нашли понимание. Но рукопись он не читал, дав согласие.

Шалопай был рад такому повороту, но он не держал в руках денег. У него не было знакомых в родильных домах. Ему некому было подсказать, что если мать хоть один раз подержит в руках своего ребёнка, она не может от него отказаться, так и с деньгами. Только дети радуют, а деньги мутят.

Странник, расставшись с посредником, решил немного отдохнуть и «хлебнуть» земной святости. Святыми, как ему объяснили на небе, на Земле являются только юродивые. Все остальные, в основном, жулики. Юродивого он искал недолго, чего-чего, а юродивых в России хоть пруд пруди. И главное, все при большом общем деле. Юродивые в правительстве усердно борются за вывод страны из кризиса, юродивые в Государственной Думе не перестают ругать правительство и указывать ему, как лучше бороться за вывод страны из кризиса. Долги юродивых друг другу и всему миру растут. Попытка из общего российского бюджета кормить только несколько мировых семейных кланов в очередной раз провалилась. Поэтому кланы обиделись и подвергли российский бюджет секвестру. На что, в свою очередь, обиделись юродивые и принятие нового бюджета годами блокировали или пытались его «раздуть», чтобы всем хватало. «Помазанники» вопрошали: «Зачем он нужен, этот бюджет, если даже в огромной и богатой России никто не знает, что с ним делать, если его нельзя разворовать». Мировой Валютный Фонд, щедро одаривавший Россию деньгами в надежде келейно делить её бюджет, может быть, впервые за историю своего существования надорвался, споткнувшись на глупости и жадности молодых реформаторов, своих же учеников. Надорвался до такой степени, что принялся финансировать все выборные должности от глав районных администраций до выбора Президента, чтобы хоть как – то возвращать свои деньги. Но и тут МВФ столкнулся с величием российских юродивых и их бессмертными опытами. Так во многих кабинетах руководителей МВФ появились портреты замечательного русского физиолога Павлова в окружении премилых собачек и ниже надпись: «У российского чиновника слюноотделение начинается только при виде бакса». А это опять расходы на «слюнавчики».