Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза

Сказано в книге: «…показалось смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осужденным, а может быть, чего-то не дослушал. Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновение, как и прилетела.

Она улетела, а тоска осталась необъяснённой, ибо не могла же её объяснить мелькнувшая, как молния, и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: «Бессмертие… пришло бессмертие…» Чьё бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепёке».

Его, Вар-раввана, народ – это груз, привязанный к гондоле воздушного шара. Хотите опуститься – увеличивайте груз, хотите подняться – сбрасывайте груз и «поддавайте пару». Но если у вас не хватает мозгов, чтобы понять это, то терпите. Это были его видениями свыше. А в видениях всё чаше проступали …русские.

А русские были в полном «сраче». Демократия выматывала их полностью, но обостряла чувство юмора. Они ругались, пили и хохотали над собой.

Командир одного из Забайкальских гарнизонов был страшно недоволен. Вся его служба за последние пять лет свелась к наведению порядка в столовых, банях, общежитиях. Он забыл, что такое грохот канонады, запах пороха и «соляры», лязг гусениц и торжество, охватывающее душу при виде слаженной работы военной машины. Офицеры, умеющие думать и вдохновенно работать, уходили из армии. Директивы приказывали всех недовольных сокращать. А с довольными невозможно было служить. Разносы не помогали. Довольные беспробудно пили.

Он, полковник, имеющий два ранения и три ордена, не мог понять смысла директив, «спускаемых» сверху, которые разрешали увольнять офицеров, изъявивших желание уволиться, но по которым невозможно было уволить офицера, «желающего» служить. Желающих уволиться было явно больше, особенно среди серьёзных и знающих офицеров. Дошло до того, что комбатами стали назначать «ботаников» – лейтенантов, пожелавших остаться в армии.

А кадровыми, но спившимися офицерами просто заполняли кадровые клеточки, чтобы хоть кто-то был.

Была пятница. Начало мыльно-пьяных выходных дней. В пятницу был мужской помыв. В субботу отмывались солдаты, в воскресенье женщины. Полковник орал на начальника бани за то, что не обнаружил в бане тазов, за грязь, за чуть тёплую воду и просто потому, что это был еженедельный ритуал, который он был вынужден делать сам, так как его заместитель по тылу «купил» себе место поближе к столице, а начвеща ещё не прислали.

Вдоволь наоравшись и зная, что всё останется, как и было, он сел в машину и поехал париться в одну из так называемых «полковых» бань, с парилкой, бассейном, водкой и варёной бараниной. В этой бане собирались по пятницам командиры полков, иногда приглашали нужных людей. С некоторых пор самыми нужными стали коммерсанты из Китая и евреи из России. Первые везли в Россию свой товар, вторые вывозили из России, в основном, сырьё. Были и свои завсегдатаи из числа нужных людей, в основном, так называемые «положенцы» от различных национальных диаспор, директора магазинов, особенно китайских, крупные таможенные чиновники и т. п.

Сначала полковник с трудом воспринимал эту новую жизнь, но по мере роста своего благосостояния смирился. С удовольствием менял телевизоры и видеоаппаратуру, кондиционеры и машины, да и все прочие товары народного потребления, хлынувшие в его гарнизон с китайской стороны. Многое привозилось и из Москвы. Была определённая категория офицеров, которую он не хотел увольнять, не смотря на написанные ими рапорта, понимая, что без них вообще хана.

Это были профессионалы, больше походившие на готовых на всё солдат удачи и ничего, кроме денег, не признающие. Они так и говорили: «Мабута будет платить, Мабуте будем служить», но в этом был скорее протест, чем правда. В качестве компенсации он отправлял их в командировки раз в месяц с китайским товаром в Москву, и за российским товаром, который за тем их жёны продавали китайцам.

Одним из таких завсегдатаев был китаец Дэн, преуспевающий коммерсант, женатый на бурятке, и потому российский подданный. Полковник знал, что Дэн – резидент китайской разведки, и потому особенно оберегал его.

Вреда особого от китайцев не было, было просто массовое гражданское вторжение на те территории, которые ему, полковнику, приказано было защищать. Но он понимал, что если выгнать китайцев, то жрать на этой территории будет нечего уже с утра.

Резидент китайской разведки, напарившись с русскими офицерами в бане, пил водку, закусывал бараниной и предлагал полковнику привести в эту баню самых красивых китайских женщин. Не этих, из северного Китая, которые работают у него в гарнизоне, а других, большеглазых, тёмноволосых, южных китаянок, похожих на наших крымчанок. Полковник был не прочь, тем более, что ранения его были чуть выше и чуть ниже самого главного мужского «достоинства», но побаивался открыть ещё один шлюз для китайского нашествия. Когда Дэн упал головой в баранину и засопел, полковник приказал водителю отвести его домой, а сам пошёл продолжать париться. Это загадочное русское здоровье всегда оставалось для Дэна тайной, и он предпочитал головой в баранину и домой.