— Простите, — сказал я.
— За что?
— За то, что я перебил. Как вы едите? Вы движетесь через горы?
— Нет, конечно. Никаких гор. Мы доезжаем до парома и стоим там довольно долго. На переправе всегда жуткий ветер, холодно, и потому никто вообще не выходит на улицу. Там — всё как на любой нормальной переправе, и даже есть магазин «Дьюти Фри», но там тоже есть галерея картин, и я вижу, вы в этом специалист. То есть, я не знаю, едете вы там или нет, если вы спрашиваете, значит, здесь есть еще какая-то дорога. Там, на картинах, очень важные лица.
Я тотчас понял, что я там был. Конечно, это было мгновенное знание, и холод ключей, врученный Смертью, регулировал мой ум. Не могу назвать роль, которая мне теперь отводилась — может быть, дежурный? Или — исполняющий обязанности. Но я точно видел, как автобус, будучи пропущенным через шлагбаум, заехал внутрь стеклянного здания, и люди в ожидании парома разбрелись, и странные лица встречали их. Я думаю, это — паромщики, а река эта — это та самая переправа, и она разделяет два мира. Всё это во многом символично. Прекрасные свинцовые тучи под действием ветра расплетаются, и эти косы тянутся словно бы через мир и дальше, по краям, по его скорлупе. Волосы иного мира — это и прекрасно, и ужасно — если бы я был изобразитель в краске или карандаше и пытался описать ад, то вид этих длинных утонченных туманов должен был меня всколыхнуть. Да, но это не ад. Нет никаких чудовищ. Нет никаких веществ. Нет ничего, нет зла, и эта трасса преспокойно пропускает экскурсионные автобусы, и люди могут пройтись по коридорам и комнатам Дома Смерти, но они никогда не увидят саму церемонию венчания.
Что касается того города, из которого я прибыл — то почему он вокруг? Живые ли люди в нём обитают?
Всё это за гранью моего сознания. Мы продолжали разговор с интеллигентом, но очень скоро мне удалось попасть в местный буфет, и это было прекрасно — я был голоден. И здесь было много сопутствующих картин.
Обед прекрасной дамы.
Я знал ее имя — это была одна из них, прекрасных девушек, образы которых вставлены в ячейки, чтобы какой-нибудь воин, охотник, а может быть — и злодей, словом, любой знающий, мог использовать его в ходе какой-нибудь злой сессии. Наверное, нет, не наверное, точно. Я это знал. Мне нужна была практика.
Вино подавали в больших стеклянных кувшинах, и оно светилась неподдельной краснотой иной осени. Я понимал, что многое у меня теперь впереди, а потому — нужно возвращаться, а потом — только ждать, и это было в первый раз, когда что-то решалось за меня.
— Ты ешь свой обед, а я ем тебя, — сказала меня девушка на картине.
— Я знаю твоё имя, — ответил я.
— Ты знаешь всех нас, но тебе незачем говорить имена, мы все с тобой. Это — совместный обед. Всегда кто-то кого-то ест, и весь мир состоит из взаимопоедания, но ты уже отделился от стада, выпей.
Я выпил, но многие думали, что я выпил за них.
— Вы правда что-то знаете, — сказал интеллигент.
— У вас — поэтическое лицо, — ответил я.
— Правда?
— Знаете, для поэта были бы важны многие факторы, многие образы. Но я — просто путешественник. Так получилось, что в мире есть определенное распределение. Не знаю, правильно ли всё тут. Но всего не понять. Мы видим лишь край, но если сделать хотя бы шаг, хотя бы два…. Я понимаю, что мы привыкли жить в одной среде, и слабо представляем себе перспективу попадания в другую, довольствуясь нишей, которую предоставила нам природа. Но такая возможность есть — сделать хотя бы шаг или два и видеть — при чём, не нужно знать, что вам дадут награду. Да, если вы поэт, то ваша победа — это не ордена и медали, так как это не боевые медали, и на этой войне нет никаких критериев.
Мы допили вино и вскоре двинулись в путь. Автобус был большой и теплый, хотя до тех мест, где над темной водой реки расплетались свинцовые тучи, было еще далеко — и там, в стеклянных залах, череда портретов паромщиков уже смотрела на меня, и я им не завидовал. Однообразная работа. Сомнительные развлечения в свободное время. Да и само время — бесконечный цикл. Наверное, местное время можно сравнить с электронным носителем информации. Диск. Всё это крутиться, безостановочно, пока не будет принудительного сигнала на останов.
Автобус покинул город и шел полями, светило обычное осеннее солнце.
Глубина
Впору было поговорить о ключах. Я не знал имени существа, которое мне их дало, в классическом же понимании все вещи делятся на две части — добро, и зло. Теперь представим, что вы — какой-нибудь Брейвик. Вроде бы всё плохо, но штука в том, что в некоем поле, где ныне синими огнями подсвечиваются судьбы будущих людей, в форме этого свечения наблюдаются прекрасные фактурные образования. Это — новые смерти.
Читать дальше