Я видел людей, и они мне кивали. Но они не знали, что такое плеер. Это было очевидно. Улицы излучали радость и первичное счастье. Это были мои улицы. Но я не мог сказать о них больше ничего. Только тепло и ощущение бесконечной гармонии.
— Что это была за песня? — спросила Наташа.
— Ты её слышала.
— Да. Ты её вообразил?
— Нет, конечно. Она и раньше была.
— Кто её сочинил.
— Не я, разумеется.
— И о чем она.
— А вот, послушай.
Наверное, я не знал перевода, именно это и сломало ход вещей, который теперь был выстроен подобно конвейеру — от света, к счастью. Оставалось лишь найти нужный дом. Нужную дверь. Открыть её, подняться по лестнице. Замок. Ключ. Щелчок. И ты — дома. Но вопрос философский — что же является твои домом? Может быть, это всё же — эффект метафизического вольтажа? Ведь дом можно придумать.
Когда я повернул, я понял, что атмосфера и правда поменялась. Солнце было злым. Оно кололо — глаз-игла. Я — человек не очень многословный. Бывают люди-вееры. Люди — клоуны слов. Уж они бы сумели выразить всё то негодование солнца, которое обрушилось на меня в тот час. Но самое главное — впереди меня было море, которое нападало на край улицы, упираясь в набережную, и открытие заставило меня оцепенеть. Я понял, что боюсь моря. Я сжался, понимая, что это — именно то препятствие, о котором говорила Наташа. Но надо было идти, делая вид, что ничего не происходит, создавая образ человека незадачливого, простого в своей прогулке.
Например, магазин.
Войдя туда, я, конечно, не избавился от моря и злого солнца, но здесь я мог перевести дух.
— Что ты видишь? — спросила Наташа.
— Магазин.
— Тебе страшно?
— Страшно.
— Иди, не останавливайся.
Я пошел дальше, заставляя себя верить в силу воображения, выстраивая следующую цепочку: страх — есть схема, есть машина, встроенная в человека, ибо без него жить нельзя, иначе человек просто не сумеет себя защитить. Существуют области чистого страха. В обычном состоянии они изолированы, страх выливается наружу нужными порциями, когда того требует мозговая программа. Только и всего. Но в тот момент, когда с помощью приёмов медитации, индивид достигает этой области, происходит несанкционированное насыщение страхом. Что такое чистейший ужас?
Да, скорее всего, так. Вещество страха. Напиток. Больше ничего. Все остальное допридумывает сам человек.
Но в данном случае — лишь море и солнце.
Я побежал коридорами, и им не было числа.
— Коридоры, — сказала Наташа.
— Почему?
— Всегда коридоры.
— Почему?
— Все очень просто. В человеке есть память о коридорах.
— Зачем запоминать именно коридоры? — спросил я.
— Путь из тьмы на свет напоминает коридор. Только и всего.
— Да. Но это — обычные коридоры.
— Не бойся.
Итак, совершенно непостигаемый мир за краем, который, смешиваясь с мышлением, переходит в области, которые должны быть понятнее. Мы хотим подогнать все под свою среду, но делаем это в общем рациональной схеме, потому что не мы творцы собственной природы. Море тащило меня к себе, я боялся, и это было сильнее, нежели просто страх утонуть. Чистый, первобытный, ужас.
Солнце — лицо. Злое лицо.
Возможно, я продолжал бежать, чтобы скрыться от судьбы, но судьбы еще более высшей, прописанной в большой глобальном журнале. У меня было много жизней, но я ничем не отличался от всех остальных людей, я был лишь маленькой клеткой большого организма.
Никаких шансов.
Бог прописан в человеке как естественный механизм. Он нужен нам для развития. Если кому-то удается выглянуть из самого себя, за пределы величия биохимии, он вдруг обнаруживает, что мир выглядит совсем, совсем не так. Кроме того, сознание человека вообще не предназначено для того, чтобы анализировать внесистемные материалы.
Система крошечна. Я.
Что за пределами Я?
Если рассматривать многочисленных демонов как часть нашей маленькой вселенной, они с легкостью подпадают под понятие служебных программ вычислительной машины.
Я сел на берегу, понимая, что еще немного, и страх меня опьянит, и что-то будет. Я стал думать о словах. Стал думать о красках.
Но теперь Оно приблизилось. Люди с легкостью играют словам — карма, жизнь, смерть, реинкарнация, но сейчас все это стало предметом Интернет-словоблудия. Но, наверное, в тот момент я видел смерть, не в силах определить, чья эта была смерть? Моя, чужая, придуманная, алгоритмическая? Мучение морем было нестерпимым. Я понял, что солнца нет, а на меня смотрят глаза больничных ламп, а также лица, которые тотчас стирает река времени.
Читать дальше