Петр Кириченко - Край неба

Они выпили.

Батурина что-то задело в этом откровенном рассказе: сама ли откровенность, с которой Алексей говорил о том, что принадлежало только ему и девушке, а возможно, что-то другое. Но что — Батурин понять не смог и просто подумал, что люди разные: один способен рассказать откровенно, другой промолчит. Судя по волнению, с которым Алексей рассказывал, и по теперешней задумчивости, он не был любителем анекдотов, и Батурин решил, что ему захотелось выговориться, хотя и странно — прошло столько лет. Отчего-то Батурину тоже стало грустно, мелькнула мысль, как все же сложна жизнь человеческая и как непрост сам человек…

— Смотрю я в окно, — неожиданно заговорил Алексей, — и спрашиваю себя: а что же было? Да ничего особенного, только то, что было до нас и будет после. Но отчего же тогда..

Не договорив, Алексей замолчал, посмотрел на Батурина так, словно бы ждал ответа на свой вопрос. Может, он сомневался за давностью лет — была ли эта встреча?.. Батурин молчал, а Алексей, чиркнув спичкой, прикурил и смотрел на огонек. И Батурин подумал, как все-таки странно происходит в жизни: встретит человек человека, бросит, а после кается. Кажется ему, что никого милее нет, что если бы вернуть… если бы не расстались… А что было бы, если бы не расстались? Наверное, не так бы относился, страдал бы по кому-нибудь другому? Как знать, и ясно только то, что ценит человек потерянное, страдает по тому, кого рядом Нет. Батурин снова вспомнил Клаву: что-то подобное произошло и в его жизни, хотя встретились они с Клавой не в вагоне. Быть может, он и любил Клаву потому, что она его не любила?.. Впервые так подумал, и мысль об этом обожгла: обман какой-то получался, и выходило, что человек счастлив через несчастье другого. Или, наоборот, несчастлив через счастье, или, больше того, не может быть счастлив никогда, потому что тянется к тому, чего нет?..

И тут подумалось Батурину сразу обо всем: о Клаве, которая так и не вышла замуж, хотя могла бы, потому что и в тридцать пять выглядит привлекательно; о том, что они виделись, но так и не поговорили; что было в их жизни что-то неправильно, и на секунду ему померещилось, он знает — что, и показалось, если бы знал это раньше, то Клава осталась бы с ним. Вспомнилось, как подруги Клавы осуждали ее. Еще бы: бросила мужа, имея двух детей. Они-то не все и замуж повыходили, а те, которые и замужние, ни о чем подобном не мечтали, настраивались жить прочно, обеспеченно; в этой прочности были и скука, и кулачные бои, и ругань, но они терпели и бросать мужей не собирались. Батурин только теперь понял, что они завидовали Клаве, потому что сами не способны были на что-либо подобное. Пришла в голову мысль о том, что чем больше поддается человек чувствам, тем тяжелее ему жить, но додумать Батурин не успел.

— Многое отдал бы, — сказал Алексей, и Батурин, отрываясь от своих мыслей, посмотрел на него с удивлением, не понимая, о чем тот говорит. — Да не пришлось нам встретиться, и выходит, все она угадала. Не знаю, что говорил бы, оправдывался или молчал, потому — что же скажешь… Тогда в тамбуре мы все решили, как она напишет и как встретимся. Она стала читать стихи, — продолжал он рассказывать веселее и даже посмеялся. — Я таких и не слышал. А она прочтет — спрашивает, нравится, мол… Нравятся, отвечаю, а сам, признаться, не любил стихов, не понимал. Нас ведь в детстве не стихам учили, а работе, так и в жизнь отправили… Да! И вот спрашиваю — чьи стихи-то, а она не говорит, смеется только. О песнях каких-то читала, о какой-то девушке. А то вдруг на луну поглядела и загрустила.

«Чего ты?..» — спрашиваю.

«Подумалось мне, что никогда не встретимся, — ответила она. — Я знаю, что это не так, а вот же подумалось… Глупости, правда?»

А сама пристально на меня поглядела.

«Конечно, глупости, — ответил я, подумав о том, что адрес-то наврал. — Непременно встретимся…»

Так я говорил, да и правда это была, потому что понравилась она мне не на шутку — отчего бы и не переписываться?.. И встретиться можно. И все думал, не забыть бы адрес поменять, чувствую, теперь нельзя — обидится. Старался придумать что-нибудь, за шутку выдать или как… А чего было хитрить?.. А она все стихи читает, хорошо так, чисто, и слушать ее приятно:

Что-то там о луне, о звездах — вроде бы она смотрит на них, и слова эти сами к ней приходят.

«А это чьи?..» — спрашиваю.

«Мои, — ответила она. — Хочешь — подарю?»

«Спасибо! Буду помнить…»