Петр Кириченко - Край неба

— Вы посидите, — сказала Стеша, усаживая Мазина к столу, — а я помогу маме.

И вышла в коридор.

Мазин слышал, как женщины переговаривались, рассматривал комнату, она была небольшая, уютная, и он, оглядывая стол, шкаф и этажерку с книгами, покосившуюся на одну сторону, подумал, что в таких комнатах он не был с тех пор, как уехал из дому в училище.

Вскоре женщины накрыли на стол, понаставили тарелок, мисок; для гостя была вытащена на свет темная бутыль самодельного вина. Привезенную Мазиным рыбу женщины всячески расхваливали, говорили, что не пробовали ничего подобного. За столом было весело, шумно, и Мазин почувствовал себя свободнее.

— Расскажите, Володя, все по порядку, — просила мать, подливая в стакан вина. — Где же вы встретились?

— Да где — на точке, — смеялся Мазин. — Тут и рассказывать нечего. Работал я, летал, значит, с геологами, а в обед вдруг появляется Чекалкин и говорит мне: сдавай, говорит, матчасть и отправляйся на отдых к Черному морю. Я не поверил, понятно, потому что ребята у нас — разыграют кого хочешь…

Рассказывал Мазин так, будто женщины знали этого самого Чекалкина, представляли, какие там ребята, которые могут разыграть, и были в курсе того, что летом в отряде отпуска не допросишься. Мазин ведь действительно не поверил, пока не прочитал записку: «Выручай — ты холостяк, значит, согласовывать с женой не надо. Вылетай немедленно, начальство в курсе». И подпись: «Степанов».

— Вот так все свалилось, — говорил Мазин, глядя то на Стешу, то на мать. — Но у нас привычно, потому как все не по-людски. А вы не волнуйтесь, — добавил он, вспомнив, что женщинам интересно узнать о геологе, — закончат они работу, и прилетит как миленький.

Мазин выпил пару стаканов вина и поужинал с удовольствием, потому что за годы работы привык то голодать днями, то обедать по два раза… Женщины расспрашивали его о полетах, о Красноярске, и он охотно отвечал. Он понял, что передавший рыбу геолог и есть муж Стеши. Правда, на все вопросы о нем Мазин отговаривался тем, что в экспедиции все спокойно — поскольку толком ничего не знал.

Стеша спрашивала меньше, говорила больше мать, но Стеша, слушая Мазина, смотрела на него пристально, и через какое-то время он понял, что его этот взгляд притягивает, и поэтому больше обращался к матери, будто только ей одной рассказывал. Все же, как он ни старался, они встречались глазами со Стешей, и каждый раз ему казалось, что она хочет что-то сказать… Один раз Стеша покраснела; мать заметила, но виду не подала, оставалась все такой же приветливой, заботилась о том, чтобы гость ел, и пил, и чувствовал себя как дома.

— Выпейте, Володя, еще вина, — предлагала она, наливая стакан. — Нравится?..

— Хорошее, — определил Мазин, вообще-то не терпевший никаких вин. — Спасибо!

От Мазина не ускользнуло и то, что Стеша ни разу не спросила о муже, а когда мать заговаривала о нем, она хмурилась и смотрела в тарелку… Мазин на удивление себе разговорился, шутил, рассказал один курьезный случай и сам громко смеялся. Смеялась и Стеша и глядела на него все так же пристально.

— Вы, Володя, здорово рассказываете, — говорила Стеша. — Слушаешь, и все представляешь. А вот скажите мне, тайга, она какой видится сверху?..

Мазин рассказал о тайге, пошутив, что тайга, мол, дело темное.

Долго пили чай, надо было уходить, но уходить Мазину не хотелось; мать Стеши уже раза три поблагодарила его за беспокойство; пожелала хорошо отдохнуть, а Мазин все сидел. Правда, теперь и Стеша разговорилась.

Наконец Мазин встал из-за стола, поблагодарил за ужин и стал прощаться. Встала и Стеша.

— Провожу до калитки, — сказала она не то матери, не то гостю.

Они вышли из дома и пошли по дорожке; после светлой комнаты Мазину показалось особенно темно на дворе, и он сказал об этом.

— Осторожно, здесь ветка, — предупредила Стеша, шедшая впереди, и придержала ветку.

Мазину хотелось сказать Стеше что-то такое, чтобы задержать ее, но он не решился, да к тому же ничего подходящего не приходило в голову. Веселье разом исчезло, появилась какая-то непривычная ему скованность. Открыв калитку, Стеша протянула руку и на прощанье пожелала Мазину хорошо отдохнуть, и не успел он ответить, как она уже ушла по дорожке домой. Мазин постоял, бессмысленно глядя на светлые окна, рассерженно хмыкнул, обозвал себя дураком и пошел в Дом отдыха.

Раздражение вскоре прошло, снова появились мысли о том, что впереди двадцать дней отдыха, и Мазин думал, как будет купаться каждое утро, загорать, а вечерами — гулять, ходить туда, куда ходят отдыхающие. Наверняка в Доме отдыха устраивались танцы. Мазин был уверен, что он познакомится с какой-нибудь хорошенькой женщиной, будет бродить с нею по набережной, у моря, и будущее представлялось ему приятным и беззаботным. «И тогда поглядим еще!» — сказал он так, будто бы хотел что-то доказать. А когда подходил к своему корпусу, то как-то по-другому увиделась и Стеша, и этот вечер, и он разумно подумал, что не так уж она ему и понравилась, поскольку видел-то ее два часа, да и не бывает, наверное, чтобы вот так сразу… «Люди годами встречаются, да и то не могут разобраться», — убеждал он себя, объясняя все происшедшее тем, что у него после всех этих перелетов было возбужденное настроение, легкость и желание чего-то необычного.