Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Угомонились птицы, запищал где-то одинокий комар. Наступал вечер. Наконец, задремал и Шрам.

Ефимов устроил засаду в квартире почившей Афиногеновны. Он выбрал диспозицию за шкафом: видимость хорошая, а самого не заметно. Приготовившись к долгому сидению, старший лейтенант принёс с собой бутылку молока и солидную краюху чёрного хлеба. Оружия при участковом не имелось. Только толстая палка, на крайний случай, лежала у Ефимова между ног. Он сидел, затаившись, и слушал, как тараканы шуршали лапами по отклеившимся обоям, да беспокойные крысы попискивали в углу.

«Грязная баба! Устроила, понимаешь, антисанитарию по месту жительства», — нелестно помянул усопшую милиционер.

Начал стучать по крыше дождик. Это хорошо. Картошка в рост пойдёт. Ефимов незаметно задремал.

Он очнулся от сна, уже когда прекратился дождь. Угомонились крысы — надо полагать, уснули. Стояла мёртвая тишина. Старший лейтенант зевнул и потёр глаза. Пожалуй, что, не помешало бы заморить червячка. Стараясь не шелестеть, разведчик развернул газету, в которой хранился хлеб. Выдернул зубами из бутылки бумажную затычку, с удовольствием приложился к горлышку. Вкусное молоко!

Раздавшийся на дворе шум заставил участкового отложить трапезу. Он насторожился, ловя каждый звук. Тяжёлые шаги приближались. Стук по стеклу! Ефимов подобрался.

Громадная тень заслонила оконный проём, распахнулись не закрытые на шпингалет рамы:

— Мамка! Это я, мамка!

Недолго думая, милиционер ринулся в атаку. Он рыбкой нырнул в окно, сбивая с ног ошарашенного противника. В падении старший лейтенант успел сгруппироваться и, привычно кувырнувшись, тут же вскочил на ноги. Разведчик развернулся лицом к преступнику, встал в стойку. Здоровенный детина поднимался с земли и рычал, словно рассерженная горилла. Вспомнив навыки рукопашного боя, Ефимов нанёс удар.

Нога десантника, обутая в кирзовый сапог — страшное оружие! Хрустнула коленная чашечка. Дикий вопль разнёсся по всему посёлку.

Гостивший у Малофея, Боря Суслонов чуть не подавился самогонкой. Выронив стакан, водитель автобуса истово перекрестился. Хозяин последовал его примеру и, между делом, посмотрел на ходики. Стрелки показывали пол-одиннадцатого вечера.

Иван Иваныч засиделся у старого друга. Переговорили обо всём. Непонятные события, наводящие страх на «несознательных жителей», товарищи обсудили со всех сторон, но к ясному пониманию ситуации, в отличие от Ефимова, так и не пришли.

— У нас в Березняках теперь после заката — комендантский час. Редко кого на улице увидишь. Да что там люди — собаки, понимаешь, собаки во дворе оставаться на ночь боятся! У соседей овчарка, на что уж здорова, а… как только солнце садится, такой вой подымает! Мистика прямо какая-то! — директор хмуро вертел в ладонях стакан с остывшим уже чаем.

— Не так просто всё, Наум, не так просто, — соглашался с другом доктор.

За откровенной беседой приятели наполовину опустошили самовар.

— Ну, что ж, пора и честь знать. Пойду уже, — врач поднялся со стула.

— Я провожу, Ваня, — хозяин отодвинул чай.

Вдруг громкий стук в дверь заставил обоих товарищей вздрогнуть.

— Наум Лаврентьич, Наум Лаврентьич! — раздавалось со двора. Похоже, посетителю было невтерпёж.

— Кого ещё там нелёгкая принесла? — пробурчал недовольно директор.

Нарушителем спокойствия оказался Панкратыч. Он стоял на крыльце, воровато оглядываясь по сторонам.

— Чего тебе? — Грендельман вытаращился на неожиданного гостя.

— Где участковый? — бывший плотник даже не поздоровался.

— Там, где надо, — разом осадил его директор, — ты чего хотел-то, болезный?

— Важная информация. Конфеди… конфиде… — Панкратыч тяжело дышал.

— Говори уже, Штирлиц! Это свой, — махнул рукой в сторону доктора хозяин.

Мстительный плотник выложил всё, что подслушал под дверями. Дескать, нужно предотвратить акт вандализма и противозаконные действия молодых хулиганов.

Грендельман, выслушав признание стукача, похлопал его по плечу:

— Молодец, хорошо, что сказал. Меры примем обязательно. Иди, ложись спать, поздно уже.

И только теперь Панкратыч сообразил, что путь домой ему заказан! За подобную выходку Петя может легко рожу начистить. Да и этот, кавказец — опасный человек. Вона, как глаза горят! Нет, домой нельзя.

— Лаврентьич, а за информацию… вознаграждение какое-нибудь положено? — полюбопытствовал предатель.

— Трёшку, на вот, — презрительно ответил директор.