Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

— Так вы из вытрезвителя, что ли? Знаешь, как в песне поётся? В вытрезвителе уют, сапогом по морде бьют. Раз подкинут, два подбросят, под холодный душ ведут! Не стоит туда попадать. Давай, вот за это и выпьем. Пей до дна, кудрявый. Это же не водка. Так, сок виноградный, пионерский напиток. И ты тоже, не стесняйся. Чего, не буду? Здесь не катит — не хочу, не пью! Отказываться нельзя. Давай, хоть глоток. Ага, делай два. Вот, так, молодец!

А теперь на гитаре чего-нибудь сбацай. Мою любимую исполни! Сейчас, напою тебе мотив. Слушай. На озёрах скоро лёд растает, и ромашки скоро зацветууут! Только нас с тобою под конвоем на далёкий Север повезуут! Помню, мы по малолетке распевали её в камере.

Или, вот ещё! Споём, жиган, нам не гулять на волее, и не встречааать весенний праздник мааай! Тоже не знаешь? А чего знаешь? «Траву у дома»? Ну, спой тогда «Траву», — Гена тарахтел без умолку.

Васька, уступив настойчивым уговорам, отпил немного вина. Вообще-то, в отличие от Шурки, он не употреблял. Вот, попробовал на праздник, за компанию с ребятами. Всего — один стакан портвейна. Чем это обернулось, и как ещё аукнется… А, да ладно, теперь уже ничего не исправить. Ой, как Шурка вино пьёт, прямо взахлёб. Не упал бы. Опять этот болтун доставать начал — выпей, да выпей. Придётся ещё пригубить, не отвяжется ведь.

Приняв стакан из заботливых Гениных рук, Васька сделал очередной глоток. Между тем, болтая, Саша назвал пару раз Серёжу Ваней. Может, имена перепутал по пьяному делу? Как-то подозрительно всё. Принесли вино, поят совершенно незнакомых людей за свои деньги. Вот, Саша говорит, что принцип жизни у них такой: всё, что есть — прогулять, прокутить с друзьями. Не жадничать, не скопидомствовать. Как он сказал — так поступают все честные бродяги. Странная логика. А язык у него без костей! Тот, второй, со шрамом, наоборот, всё молчит. Ну и лицо, ужас! Фу, до чего же противно это вино!

Шурка, помимо спиртного, ещё налегал на закуску. Да так усердно, что Гена сделал ему замечание.

— Ты, щегол, совесть поимей. Всё смёл со стола, без зАкуси людей оставил. В порядочном обществе за такое предъявляют.

— Да, ладно, что за спрос с молодого. По гриве не получал пока ещё, понятий не имеет, — неожиданно заступился за Шурку молчун со шрамом.

Потом повернулся к Ваське:

— А ты сделай ещё что-нибудь, так душевно у тебя получается. За любовь, если знаешь.

Васька сыграл несколько вещей известного исполнителя, песни которого в своё время гремели на весь Союз.

Зацепило всю компанию. Оба Сашки, настоящий и фальшивый, подпевали, а Клавка-Борода, разомлев, тёрла потихоньку глаза, подозрительно заблестевшие. Иван-Сергей, до этого не притрагивавшийся к сигаретам, достал папиросу и прикурил, щёлкнув блестящей зажигалкой. Опахнуло дымом, но не табачным, а каким-то травяным, отдалённо напоминающим веники, терпким и вонючим. Генка, заметив это, встрепенулся. Старшой подал ему дымящую папиросу. Говорун жадно затянулся несколько раз и вернул окурок назад. После этого Саша-Гена поднялся со стула, произнёс тост, прославляющий всех гитаристов мира, и разлил по стаканам ещё одну «бомбу».

Вся компания изрядно захмелела. Шурка после очередной порции «портюшкА» начал клевать носом и, в конце концов, уснул, положив голову на руки. Ваське сделалось дурно. Он решил выйти на свежий воздух и поднялся из-за стола. Но, не успел парень закрыть за собой дверь, как следом бесшумной тенью скользнул Шрам, а за ним рванул «расписанный». Клавка крякнула и тайком перекрестилась.

Через пару минут гости возвратились — вдвоём. Из подмышки у Генки торчала небрежно смятая Васькина ветровка.

Иван, усевшись за стол, произнёс безразличным голосом:

— Наливай на посошок.

Достали последний «огнетушитель». Опрокинули по стакану — за успешное окончание дела. Генка сморщился и понюхал рукав. На лице Ивана не читалось никаких эмоций.

Баба кивнула на спящего Шурку:

— С этим барбосом что делать будем?

— Эй, щегол! — потряс парня за плечо Генка.

Кудрявый не реагировал. Он мерно похрапывал, пустив по столу слюну.

— Вырубился. Пусть его, дрыхнет, — решил, подумав, Шрам.

— И то, правда! Отдыхай, касатик! — жалостливо сфальшивила Клавка.

— Допиваем и валим! Оставь им документы с гитарой. Очкарик, может, очухается, поиграет ещё.

Спустя некоторое время Шурка начал приходить в себя. Он поднял голову, мутными глазами осмотрелся по сторонам. Потом с трудом поднялся и, пошатываясь, направился к выходу. Скорее, на свежий воздух!