Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Решено — завтра с утра, не теряя времени, нужно искать усатого милиционера! Возможно, ситуация выправится. Дай Бог. С этой мыслью юноша забылся недолгим тревожным сном.

Привиделась Ваське морозная зимняя ночь. Темно, только яркая луна заглядывает в грязное окно запущенной квартиры. Спит человек на кровати. И бродит по дому тётка, недавняя их знакомая, папиросу курит, думает о чём-то. Вот подошла к печи баба, открыла дверцу. Поворошила там кочергой, разгребая головёшки. Высветилось лицо её в мерцающем свете углей. Жуткое лицо…

Васька проснулся. Сердце колотилось, словно после стометровки. Рядом безмятежно храпел товарищ по несчастью.

— Шурка! — потряс юноша за плечо приятеля.

— Ну, чего тебе? — спросонок ответил кудрявый.

— Мне сон приснился. Страшный такой. Ужас просто!

Шурка ответил, почёсываясь со сна:

— С похмелья случается, расстройство психики. Кажется всякое там… а тебе, плюс ко всему, ещё по голове дали, вот и боязно. Отдыхай, пока есть время.

Вскоре кудрявый опять захрапел. Но товарищу его было не до сна. Клавка так и стояла перед глазами. Та, из сна — гораздо страшнее, чем всамделишная.

Васька встал, попил водички. До утра оставалось немного, за окном уже становилось светло.

Петрович вышагивал по перрону, внимательно всматриваясь во встречных прохожих и подкручивая временами усы. Сержант Лёша отлучился. В туалет приспичило. Это всего-то после двух кружек пива! Ну и молодёжь пошла — ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. К примеру, Петрович мог полдня терпеть даже после трёх литров. Ну, ничего, не боги горшки обжигают, со временем научится молодой. Терпенье и труд всё перетрут. Старшина достал сигарету и прикурил, сложив руки домиком. Задумался.

Правильно люди говорят: мужик в семье голова, а баба — шея! Куда шея повернёт, туда и голова смотреть будет. Добилась-таки своего Галина Матвеевна! Придётся брать малыша из детдома. Ответственность, однако! Хотя, с другой стороны — будет у Петровича наследник. Или наследница. Опять же, Галка повеселеет. Да, надо усыновлять ребёночка.

Приняв окончательное решение, Петрович переключился на служебные дела. Вчерашняя смена прошла не напрасно: угомонили двух хулиганов, навели на вокзале порядок. Неплохо было бы сегодня тоже кого-нибудь задержать! Для порядка. Глядишь, и копеечка, какая-никакая, капнет.

Подоспевший Алексей вдруг озадачил вопросом:

— Слышишь, Петрович? Как думаешь, уехали отсюда вчерашние балбесы? Те, что практиканты?

Усатый ответил не сразу. Он глубоко затянулся, рискуя подпалить свою гордость огоньком сигареты, ставшей уже меньше носа. Наконец, Петрович щёлкнул чинарик, играючи попав в урну.

— Думаю, нет. Интуиция, знаешь ли.

Алексей безоговорочно верил в интуицию Петровича. За три года совместной работы эта самая интуиция ни разу их не подвела. Божий дар, одним словом. Петрович — милиционер от Бога, потому что у него звериная интуиция.

— Кроме того — логика, — продолжил старшина, поставив ногу в начищенном сапоге на урну и внимательно рассматривая блестящее голенище. Постаралась Галка, уважила! МолодцА!

— Поясни, Петрович, — непонимающе открыл рот рыжий.

— Думается мне, неприятности их не кончились. Тут тёрлась Клавка-Борода, а уж она таких птенцов не упустит. Опытная разбойница, своё дело знает. Эта ни перед чем не остановится, да.

Выпив пивка, старшина любил поговорить. Он достал очередную сигарету и прикурил. Сержант Лёха предположил — сейчас Петрович расскажет что-нибудь интересное.

— У нас на районе проживал некто, неоднократно судимый… чёрт, запамятовал фамилию… Бобик, в общем! Не знал такого?

— А то! Со школы ещё помню этого живодёра. Моего Шарика на гуляш извёл, садист! Он сей год сдох, вроде? — память у рыжего Лёхи была отменной.

— Ага, угорел от печки. Только вот, подозреваю я, что именно данная Клавка его к чертям-то и спровадила. Но, это, конечно, всего лишь, мои личные домыслы.

— Скажешь тоже, Шерлок Холмс! — заржал конём сержант.

— Заткни хлебало и слушай меня! — взъярился старшина.

Рыжий поперхнулся. Петрович же продолжил своё повествование.

— Люди-то болтают всякое, а я на ус мотаю. Светку-Снегурку, падчерицу Бобикову, ты знал, небось?

— Как же, мы со Светиком в одной школе учились. Помню, когда она топором по репе этого урода ухнула. Красивая девка. Жаль, даже было дуру, — кивнул красными вихрами Лёха.

— Ну да, ухнула — за что и уселась на пятерик. Дело то мутное, нехорошее.