Инга Кузнецова - Изнанка [litres]

– Отпусти её!

– Заткнись, придурок! Это наши дела. Бель! Ты мне врала!

– Прости. Мне нужно собираться.

– Так не поступают со мной, сучка!

– Ты не смеешь оскорблять её!

– Подотри кровавые сопли и не лезь!

– Отпусти меня, Блэк.

– Ты серьёзно?

– Пожалуйста, – мягкий голос Бель собирается в твёрдый комочек.

Тело-мир Бель с силой отброшено и летит куда-то в пространство большого мира.

– Ну и катись. Ты ещё пожалеешь об этом.

Мы с Бель быстро отдаляемся от громко кричащей грубости, которая – тоже боль. Как и растерянность Лыша. Я никогда больше его не увижу. Я сразу понимаю это.

У меня был лишь один шанс остаться с ним – если бы он успел слиться с Бель. Нет, не целиком, а только краем растресканной поверхности, за которой – глубь, пещера звука, выражение мысли, выражение тяги к Бель. Слиться этим краем с её розово-нежным и влажным. И я бы тоже успел. Я бы перескочил к нему и сразу ушёл в глубину.

Бы, бы. К чему мне эта сдвинутая назад возможность? Она уже невозможна! К чему моя ярость? Неужели я тоже теперь знаю, что такое ярость?

Всё это ни к чему. Мы уходим.

Прощай, Лыш, мой идеальный несостоявшийся Хозяин.

Привет, Бель. Я начинаю догадываться, что моё прежнее понимание жизни Гигов было слишком простым. Я думал: Гиги состоят из нагромождения отсеков и камер, полных полусуществ и веществ, и ещё из так называемых чувств, о которых они иногда говорят; Гиги – тела-миры, пронизанные трубопроводами, по которым стремится тёплая жидкая жизнь, и чувства их напрямую связаны с составом той мякоти, которая выстилает отсеки и камеры; их чувства упакованы там в виде особых трубочек, и при определённых условиях трубочки разворачиваются и разливают по телу-миру свой чувственный туман; и это разные, ясно различимые чувства, которые каждый из Гигов мог бы перевести на гигантский язык.

Я думал: так с чувствами. Мысли же Гиги ловят из воздуха – они общие и для Гигов, и для всех иных существ на планете Земля.

Я ошибался, хотя и не во всём. Думаю, последнее верно, хотя Гиги – плохие ловцы мыслей (лучше они ловят ветер, летучих существ, скрытые угрозы). В Бель я увидел: камеры и отсеки могут быть совершенно не связаны с теми чувствами, что завладевают телами Гигантов. То есть эти чувства могут в камерах не храниться. Вернее, так: лишь некоторые чувства упакованы в виде трубочек в камерах, а другие приходят откуда-то извне (некоторые – кажется, с проглатываемыми веществами и объектами; некоторые – неизвестно откуда). И все (камерные и пришедшие извне) чувства смешиваются и впитываются в мякоть, и примешиваются к жизни-жидкости трубопроводов. Они управляют телами Гигов, заставляя их порой делать нечто такое, чего они совершенно не хотят.

То есть чувства Гигов в активированном состоянии – это какая-то бездноватая смесь. Попробуй их отдели друг от друга, когда они уже выпущены в тела и движут ими!

Я пробовал на вкус разные чувства Бель, окрашивающие её мякоть. Мне было сладко, кисло, горько, глупо, странно, весело, мило, нежно, остро, захватывающе, неприятно, необычно, запутанно, виновато, обманчиво, беспечно, лихо… А ведь есть ещё и загадочные примеси, которые вообще невозможно попробовать! Они не впрыскиваются в мякоть. Они вообще не имеют вещественного выражения. Это что-то неуловимое, существующее между камер. Порядок их. Такое, что заставляет камеры внутри гигантского тела перестраиваться особым образом. Это странные вещи. Может быть, именно их Гиги называют «красотой» и «музыкой». Они как-то связаны между собой. И всё это очень касается Бель. Думаю, это имеет отношение и ко всем Гигам. Может быть, это один из законов их существования. Возможно, не все Гиги его осознают; сами Гиги выбирают для себя другие законы. Но где-то между Гигами музыка есть, а в мире их есть красота.

Я буду долго думать о том, что это такое. Спасибо за открытия, Бель.

Жизнь Гигов, конечно, зависит от того, в каком состоянии мякоть их отсеков, насколько камерные полусущества и само время уже потратили её.

Но не с этой мысли нужно начинать исследование Гига. Живя в Ма, я не успел понять, что гигантское тело-мир запоминает всё увиденное им и хранит фрагменты внешней реальности внутри своих камер. Бель вся напичкана сменяющимися уменьшенными и видоизменёнными копиями реальности. Всё внутри неё переливается яркими цветами – постоянно и беспричинно. Всё это поглотить нельзя. Оно как бы не имеет сущности. Но оно показывается. И в этом много красоты и беспечности.