Алексан Аракелян - Время туманов

Пуа Пуа свалил вещи в спальне, так что осталась только маленькая дорожка к холодильнику и на террасу, откуда, веял свежий ветерок.

Я посмотрел на Пуа Пуа, который уже открывал холодильник, там я увидел два или три горлышка шампанского и внутри разлилась благодарность к губернатору острова, который был внимателен к своим гражданам, и, если бы он захотел стать президентом, я бы стал его представителем и его бы выбрали. Надо спросить, подумал я, не хочет ли губернатор стать президентом в нашей стране, где президенты думают только о том, как остаться в истории, а это для народа, выбравшего его, ничего хорошего не обещает. Пока все это пронеслось в моей остывающей голове, бутылка была открыта, из шкафа рядом с холодильником вынуты два бокала и шампанское с легким шуршанием пены позвало меня, чтобы охладить внутренности и принести то легкое ощущение кружения и свежести, для чего оно и было создано французами, или французом, потому что оно похоже на девушку, и то легкое кружение, которое ты чувствуешь с ней, как опьянение после первой радости слияния, и эту схожесть первым почувствовал француз, когда выдавленную от радости слезу он смог сравнить с солнцем и теплом, которые хранились в ягодах винограда.

В шампанском есть смысл. В водке тоже есть смысл, но шампанское – это рассказ, и он о радости.

Бутылка в руках Пуа Пуа казалась маленьким бокалом, настолько он был высок. Цвет его кожи был скорее не черным, а шоколадным, он был одет, если это так можно назвать, в легкий платок, натянутый на бедра, а все остальное представлялось красивым сплетением мускулов, которые естественны у людей, работающих с водой или в море, потому что вода обтачивает их тела и доводит до совершенства. Все его тело было покрыто татуировкой. Я не знал, что на острове есть аборигены. Он в это время протянул мне руку и сказал: «Пуа Пуа». Сказал на чистейшем английском. Я это понял, зная, насколько грязным был мой. Выпив первый бокал и придя немного в себя, я представился. Пуа Пуа сказал, что знает про мою страну, что там холодно и нет демократии, я хотел перебить его, но он продолжил, сказав, что это не так уж и плохо, потому что демократия и цивилизация уничтожили естественную среду развития человека. Они уже стояли на мансарде и Пуа Пуа разливал вторую бутылку, показывая рукой на остров, откуда они приплыл:

– Это земля моего племени, их почти не осталось в естественной среде обитания, – и в его голосе я услышал грусть. – Их уничтожили свиньи.

– Да, – согласился я, желая, хоть как-то поддержать тему разговора, – в основном, управление в демократических странах представлено… – но он, не дослушав меня, уточнил:

– Я имел в виду экспорт свиней и свинины, и это привело наши племена к лени, и потере системы естественного отбора.

– Каким же образом?

– Мы раньше ели мясо наших врагов, и я мог свою жену, которая мне надоела, обменять на свинью в соседнем племени, или, перебив ей кости, чтобы кровь впиталась в мясо, держать несколько дней в родниковой воде, а потом зажарить.

– Что ты говоришь! – воскликнул я с восторгом, желая больше узнать об этой экономически целесообразной модели развития, о чем не знали в Европе и у нас ни в ранние, ни в поздние времена своего существования, как они называли, развития, когда все было достаточно целесообразно и просто. – И это было здесь?

– Да, – сказал Пуа Пуа, – я знаю на острове место, где был дом моих предков, и этим занимался мой прадед, – я там нашел наконечник его дубины, которым он кроил черепа, но его забрала Миа Миа.

– А ты ел человечину?

– Конечно нет, если от нее отказались, значит, свинина вкуснее, – и он засмеялся.

– У тебя жена тоже отсюда? – спросил я, вспомнив картинки на туристических буклетах и ролики о райских островах, где они бегают голыми, нацепив на себя цветы, а потом занимаются любимым делом, или процессом любви. Эта картина под влиянием шампанского меня тронула, но, вспомнив, что мои легкие и ноги не приспособлены для бега, я только вздохнул.

– Нет, к сожалению, – тяжело вздохнув, сказал он, – она итальянка, но загоревшая, единственное что в ней есть, это ее имя – Миа Миа, мы с ней познакомились в Риме, я иногда подрабатывал моделью, и там встретил Миа Миа. Я там учился на медика.

– Это грустно, что цивилизация уничтожила практически все в человеческих отношениях, что действительно чего-то стоило, но ты, я уверен, будешь хорошим хирургом, потому что расчленение записано в твоих генах.