Андрей Дробот - Двенадцать месяцев восхождения

– Это точно. Я в первый раз вылетела из тела еще при его жизни. Боже, какое счастье мною овладело! Они же меня принялись возвращать назад. Я вернулась, и в первое мгновенье не узнала родных и ненавидела всех окружающих за это возвращение, в том числе и врачей. Но мгновенье божественной искренности быстро прошло, и я вновь полюбила рабское состояние жизни. И вот, наконец, настало время, когда никто не загонит меня назад в это ужасное тело. А они печалятся!!! Причем скорбят о смерти близких даже те, кто верит в бессмертную жизнь, – огорченно вздохнула вторая душа. – Скажу тебе больше, многие приходят на кладбище из подсознательного страха, что мертвые восстанут и придут к родным выяснять отношения. Будут ругаться, что за их могилками не ухаживают.

– Знаю, знаю эту давнюю историю, когда люди уж слишком прямолинейно верили в воскресение после смерти, когда легко и даже намеренно шли на смерть, полагая, что когда воскреснут, естественно не душой, а телесно, то отомстят врагам. Тогда и стали людей хоронить в гробах, в своеобразном домике, чтобы им хорошо, так сказать, жилось, оставлять еду на могилах, чтобы, восстав из мертвых, им было чем подкрепиться после пробуждения, – подхватила тему первая душа. – Они – материалисты до мозга костей. Они еще только пытаются поверить в то, что нельзя пощупать и купить. Даже самые заметные их верующие не гнушаются большими зарплатами, более того, считают деньги божественным даром!

Тут обе души опять рассмеялись так, что спугнули окружающих птиц, заставив людей еще раз поднять головы к небесам.

– Обожествлять дьявольское – это в их натуре, – подтвердила вторая душа. – Поклонение деньгам, диктаторам, всему материальному и силе – вот что их увлекает. Правят ими страх, любовь и выгода, но поскольку любовь – это редкий и краткий дар, то, как правило, – страх и выгода.

– Не будем о плохом, все же такие как мы получаются именно из них, как бабочки из личинки, – переключилась на другую тему первая душа. – Поэтому пусть живут своей жизнью, каждый из них скоро поймет, кем является на самом деле и в чем состоит смысл жизни, а мы просто подождем…

На том души завершили этот разговор и полетели на берег реки, где было гораздо красивее и интереснее, а именно в подобных местах, а не на кладбищах, проводили время души умерших.

Мораль: люди, обожествляя небесное, почему-то вечно всматриваются в землю, а не в небеса.

О случайном счастье творца

Одна маленькая мышь вдруг научилась петь, воспылала к пению любовью и никак не могла заставить себя отказаться от этого дара судьбы. Она пела везде, даже когда воровала сыр со стола хозяев квартиры, где жила. Конечно, такое качество причиняло ей массу неудобств. Представьте себе: посреди ночи мышь тянет со стола сыр, забытый хозяевами на столе, и вдруг, не выпуская этот сыр из своих лапок, начинает петь.

Хозяева иногда просыпались – и начинался переполох. Но самое большое беспокойство мыши доставляли кошки, жившие у этого хозяина. Они имели более тонкий и чуткий слух, а потому на пение мыши сбегались первыми и загоняли мышь в нору, чтобы та не высовывалась со своим пением.

Певчая мышь не должна была прожить долго по всем законам бытия, поскольку звуки, издаваемые ею, мешали ей жить, но дело в том, что пение мыши было совсем не противным. Была в нем какая-то искренняя нотка, заставлявшая кошек медлить настолько, что певчая мышь с сыром, причем напевая при этом, успевала скрыться в своей норке. А может, кошки и не слышали никакой нотки, а каждый раз благовременно столбенели от удивления, видя певчую мышь. Причем столбенели до такой степени, что иногда начинали подпевать. Как бы то ни было, мыши удавалось ускользнуть.

Мышь жила в этой опасности довольно долго. Кошки, как пение прекращалось, а мышь пряталась, в бессильной злобе шипели возле ее норки, прыгали, драли когтями обои и половое покрытие. Подходили хозяева и успокаивали кошек, но как-то их терпение кончилось и они залили цементом выход из мышиной норки в квартиру. На некоторое время в квартире стало спокойно, но лишь на некоторое время, пока мышь проделывала новый выход из своей норки в эту квартиру.

Возвращение в квартиру огорчило мышь. Хозяева перестали оставлять на столе продукты, более того, стол каждый раз оказывался чист. Нечего даже слизнуть. Мышь стала довольствоваться крошками вокруг стола и объедками из мусорного ведра. Это ее огорчило, но не истребило желания петь. Она пела, волоча в свою норку даже скелет мойвы или шкурку от сосиски. Не истребляли желания петь ни постные куриные косточки, на которые никто бы не положил глаз, ни жалкие зерна недоеденного риса.