Помимо решения чисто охотничьих задач, эта поездка могла бы стать для меня полезной в отношении добычи свежего мяса для моих друзей и для меня лично. Мясо вообще стало очень дорогостоящей и трудно добываемой пищей, и в моём рационе оно исчезло вовсе. К тому времени мне удалось выправить свою берданку путём срезки части ствола и наладки прицела; теперь старушка стреляла исправно, в чём смог я убедиться, охотясь на дрофу.
Непросто было разыскать возничего, ибо не было желающих в лютую стужу отправляться в тростником поросшие дали. В конце концов, по распоряжению Совета рабочих, удалось заполучить молодого русского парня по имени Фёдор. Он был коммунистом, но я не особенно волновался на сей счёт, поскольку имел способ вышибить из его головы коммунистический бред, когда выехали мы в пустынные пределы. Напутствуемый сердечным прощанием от моих добрых друзей и хозяев дома, пожелавших мне избежать чрезмерных опасностей и не быть съеденным тиграми, отправился я в свою охотничью экспедицию.
Мой возничий не имел ни малейшего представления об управлении лошадьми и давал им полную волю двигаться по дороге, как им заблагорассудится, довольствуясь лишь тем, что дёргал иногда то за одну вожжу, то за другую. Он даже и не предполагал необходимости держать вожжи в руке, а просто привязал их к навесу коляски у себя над головой. Стоит ли удивляться, что мы имели неприятности уже до того как покинули пределы города: просто вывалились из экипажа, когда тот опрокинулся. К счастью я сумел вовремя выпрыгнуть. После того я, невзирая на коммунистические «возражения» Фёдора, настоял на том, чтобы он держал вожжи в руках постоянно, и разъяснил ему основы управления лошадьми. Однако вдолбить в тупую башку русского мужика, который абсолютно убежден, что наделен природой всеми знаниями от рождения и стоит гораздо больше, чем любой барин, можно разве что при помощи дубины. Когда мы спустились по крутому склону к мосту через реку Чу, то едва избежали волн глубокого бурлящего потока. То послужило своевременным уроком, вложившим в его коммунистические мозги толику здравомыслия. Далее на протяжении нашего пути уже не было особых происшествий.
Заночевали в русской деревне в доме престарелой пары зажиточных крестьян. Хозяин со своею супругой оказались учтивы и предоставили мне приемлемо чистую комнату, а сами вместе с Фёдором разместились на кухне.
Пока я пил чай и скромно ужинал, появился некий молодой человек, видимо, сын хозяина дома, подсел ко мне и представился как секретарь местного коммунистического комитета; он спросил, почему я сижу тут один со своим чаем и не пригашаю Фёдора присоединиться к ужину.
– Да потому что он мой кучер, – спокойно ответствовал я.
– Но он ведь тоже человек, как и вы. А все люди равны.
– Ни в коем случае, – возразил я.
– Но это доказано наукой!
– Как раз наоборот, наука доказала, что люди, равно как и животные, отличаются друг от друга, и на этом основан прогресс и развитие человечества.
– Но ведь оба вы граждане одной страны и равноправны; оба служите в одном учреждении и делаете одно дело, – продолжал упорствовать юный коммунист.
– Вовсе нет, – возражал я, – сможет ли ваш Фёдор выполнить гидрографический обзор вместо меня и начертить геологический разрез?
– Но он делает ту работу, что ему поручена!
– И делает её из рук вон плохо, не имеет о ней ни малейшего понятия. Я могу править лучше, чем он, и ухаживать за лошадьми также. Вот завтра поутру я сяду на место Фёдора и стану править, а он пусть следит за моими инструментами и делает съёмку русла реки.
– Но его этому не учили, – настаивал сей ученик Карла Маркса.
– Не считаете же вы, что те двенадцать лет моей жизни, что потратил я на своё образование, не даёт мне никакого преимущества перед тем, кто едва способен читать и писать?
– Все люди с рождения имеют равные права на все блага жизни, а потому всё должно быть поделено поровну среди всех, – от души твердил юноша избитые слова.
– С этим согласен, – ответил я с улыбкою, – отец Фёдора владел парой сотен акров земли, фермою, садом, четырьмя лошадьми, тремя коровами, овцой, свиньями, домашней птицей и т. д. Фёдор вместе с ним поставлял десятки фунтов сала, изрядное количество хлеба и масла, и всё это ничего ему не стоило. Коль скоро все люди равны, нам и платят поровну, двенадцать сотен рублей в месяц. На свой хлеб я трачу сто рублей и за кило колбасы плачу ещё шесть сотен рублей. Что остается сверх того и на сколько дней ещё хватит? Я с радостью готов разделить собственность Фёдора и отца его между нами поровну. А моя собственность вот она вся здесь. – И я указал на свой скудный багаж.
Читать дальше