Максим Привезенцев - Дихроя. Дневники тибетских странствий [litres самиздат]

«Если состояние счастья и достижимо, то длится совсем недолго».

Столбик пепла упал с кончика моей сигары; в том месте, где он коснулся пола, образовалась дыра, в которой я увидел серо-белое облако.

«Сигарный пепел, как иллюстрация мимолетности удовольствия, переходящего в смерть. Дарю идею: энциклопедия пепла всех сигарных брендов».

– Это будет успех? – c улыбкой уточнил я.

– Успех – случайный, удачный исход ошибочных решений.

Теперь они говорили по очереди – голос гремел в голове, Андрей вещал в реальности.

«За одной удачей стоят миллиарды неудач, о которых никто не вспоминает».

– Изначально, решение на основании предположений о будущем ошибочно.

«Объективной модели будущего не существует».

– Парадокс в том, что именно ошибочные решения формируют будущее.

«Миллиарды решений в секунду. На миллиард ошибок одно удачное совпадение. Просто повезло».

– Не нужно подводить сюда теории о талантах и гениях. Это как заполнить лотерейный билет и снять джек-пот.

«У каждого человека свой персональный взгляд на мир и свой образ мира».

– Обосновывать свои рассуждения не означает говорить о реальности.

«Религия – всего лишь традиция и вера. Восковой слепок убеждений без рассуждений».

«Наш мир – наихудший из возможных миров, научиться выживать в нем можно только тренируя терпение».

«Победить всю эту хуйню мира невозможно, её можно только пережить. Залог долголетия – одиночество…»

– А побочный эффект долголетия – похуизм.

«Похуизм, скорее, побочный эффект интернета».

– Интернет по замыслу создателей должен был способствовать интеграции, а в реальности развил национализм, ксенофобию и порноиндустрию, – вставил Борис Гринберг, входя в покои Далай-ламы. Он неотрывно смотрел на экран телефона, по которому шустро водил указательным пальцем. – Алгоритм интернета делает популярным невежество, только это интересно массе, поэтому появление сегодня популярного блогера-философа для воодушевления людей на обсуждение сложных вопросов невозможно.

«Это как в старом анекдоте – «прыщи потому, что не трахают, не трахают потому, что прыщи», – вдруг сказал за моей спиной Лама.

Я обернулся через плечо, но никого не увидел. Из дыры в полу внезапно повалил дым, орнаменты на стенах вспыхнули красным светом и замерцали, разгораясь все ярче и ярче, пока красная пелена не ослепила меня… а потом все резко погрузилось во мрак.

•••

Август 1901 года

Возвращение в Лхасу. Сборы перед отъездом домой. Долг Ионданя

– Так а домой ты когда возвращаться планируешь? – спросил Жаргал, когда они с Цыбиковым пешими возвращались в Лхасу из древней столицы Цзэтан мимо рисовых полей, на которых усердно трудились изможденные тибетцы.

– Десятого сентября обратно в Кяхту пойдет караван, вот с ним и отправлюсь, – ответил Гомбожаб.

– Это сколько ж ты тут пробыл, в Тибете? – поинтересовался Жаргал.

– Больше года уже.

– А еще дорога несколько месяцев… Соскучился, поди, по родным?

– Да, – ответил Цыбиков.

На самом деле какой-то особой тоски он не испытывал. Просто денежное довольствие, выданное ему Санкт-Петербургской академией наук, уже подходило к концу, а тибетские монастыри настолько наскучили Гомбожабу, что он готов был идти хоть завтра, лишь бы поскорее покинуть здешние края. Дальнейшее нахождение в Тибете казалось Цыбикову бесполезной тратой времени – все самые значимые места востоковед уже посетил, снимки на спрятанный в молитвенный барабан фотоаппарат сделал и потому считал свою миссию вполне завершенной.

«Савельев по крайней мере должен быть доволен».

Дневники официальные тоже неизбежно начали сходить на нет, а вот в личный Цыбиков теперь записывал значительно больше. Когда магия старинных монастырей и городов под действием отрезвляющей дихрои отпустила разум Гомбожаба, он смог обратить внимание на гораздо более важные вещи, прежде не видные за мишурой и богатством статуй и молитвенных ступ. Везде, куда заезжал Цыбиков, царила нищета. Бедняки истово молились и работали, искренне веря, что это позволит им скорейшим образом обрести высшее просветление – нирвану, – а власть имущие охотно пользовались этим рвением простолюдинов: идя мимо очередного поля и видя, сколько человек трудится там, востоковед ловил себя на мысли, что большая часть тибетцев просто не представляют себе иную жизнь, без надорванных спин и сжатых приступом артрита пальцев, без тяжелого недолеченного кашля и трясущихся от напряжения ног.