– Здравствуй, Гомбожаб.
– Здравствуй, – сказал Цыбиков, подходя к столу. – Будь добра, дай ключ от моей комнаты.
– Конечно, сейчас… – тут же засуетилась Тинджол.
Она открыла ящик и, найдя нужный брелок, протянула его востоковеду со словами:
– Мама просила узнать, когда ты собираешься внести плату за следующий месяц?
– Я сам хотел обсудить этот вопрос с ней, – кивнул Цыбиков. – Дело в том, что 10 сентября я убываю из Тибета, а потому хотел бы заплатить не за весь месяц, а только за его треть.
– Вот как… – протянула Тинджол. – Ну, хорошо, я передам ей твои слова…
Весть о скором отъезде Цыбикова, похоже, расстроила девушку. Впрочем, самого востоковеда сей факт заботил мало: поигрывая ключами, он пошел наверх, чтобы впустить Жаргала в комнату. Тинджол задумчивым взглядом провожала Гомбожаба, но он так ни разу и не обернулся. Поднявшись, востоковед отпер дверь и впустил Жаргала внутрь; положив сумки на пол посреди комнаты, слуга выпрямился и облегченно вздохнул. Лоб парня блестел от пота – дорога его заметно утомила.
Цыбиков, окинув слугу рассеянным взглядом, высыпал монеты из кошелька на ладонь и, отсчитав нужное количество, передал ланы Жаргалу:
– Вот, держи. Можешь быть свободен.
Парень спрятал выручку за пазуху и, поблагодарив Гомбожаба, покинул комнату. Цыбиков уже собирался закрыть дверь, когда из коридора послышался голос Жаргала:
– Ты уже нашел слуг, с которыми отправишься 10 сентября?
Востоковед выглянул в коридор: парень стоял возле лестницы и вопросительно смотрел на путешественника.
– Пока что нет, – покачал головой Гомбожаб. – А ты что, хотел пойти со мной?
– Не я, – покачал головой Жаргал. – Но я знаю одного бурятского ламу, который с радостью пошел бы. Он бы сгодился тебе в толмачи. Если хочешь, я скажу ему, чтобы зашел к тебе.
– Ты прав, хороший толмач мне понадобится, – кивнул Цыбиков. – Скажи, пусть приходит.
– Хорошо, – кивнул Жаргал. – Его зовут Рэншэн. Думаю, он придет к тебе уже завтра.
– Прекрасно, – сказал Цыбиков. – Прощай, Жаргал.
– Прощай, Гомбожаб.
Слуга ушел, а Цыбиков, сбросив пыльную дорожную одежду, завалился на лежак и быстро уснул. Снилось ему прекрасное ничто.
Рэншэн пришел рано утром, еще до того, как Гомбожаб успел позавтракать, чем немало удивил востоковеда.
– Когда Жаргал успел тебе рассказать? – спросил он, глядя на гостя поверх дымящейся чашки с отваром. – Мы же прибыли вчера поздно вечером!
– Тогда и рассказал, – с неуверенной улыбкой пожал плечами Рэншэн.
Он оказался весьма смышленым малым, и Цыбиков безо всяких сомнений его нанял. Рэншэн, обрадованный тем, что они договорились, ушел, а Гомбожаб отправился на торговую улицу за сувенирами и книгами. Для востоковеда это была настоящая мука, но Савельев настаивал, чтобы востоковед привез как можно больше материалов для исследования, а что лучше могло рассказать о Тибете, чем труды местных авторов и изделия местных мастеров, вроде молитвенных колокольчиков? Дело осложнялось тем, что Лхаса славилась подделками, и Цыбикову приходилось лично просматривать каждый предмет с точки зрения его подлинности и ценности для Академии наук, чтобы не привезти обратно искусно сделанную, но бесполезную для исследования безделушку. В итоге Гомбожаб провел на рынке несколько долгих часов, после чего, порядком утомившись, отправился обратно в гостиницу. Добыча востоковеда была не слишком богата – десять книг и ворох различной тибетской мишуры.
Чуть в стороне от дверей гостиницы, переминаясь с ноги на ногу, стоял худющий бедняк в лохмотьях. Востоковед скользнул по нему рассеянным взглядом и хотел уже войти внутрь, когда тощий вдруг сказал:
– Здравствуй, Гомбожаб.
Цыбиков обернулся и посмотрел на нищего уже куда внимательнее, чем прежде.
– Иондань? – удивленно пробормотал востоковед, наконец поняв, кто перед ним.
Его бывший слуга очень сильно похудел с момента их последней встречи несколько месяцев назад. Складывалось впечатление, что все это время Иондань не ел и не спал… и уж точно не выпивал: взгляд его был трезвым и очень усталым, да и специфический запах алкоголя отсутствовал.
«Да и уши на месте, стало быть, в жернова законников тоже не попал…»
– Что ты тут делаешь? – спросил Цыбиков.
Монгол искоса посмотрел по сторонам, потом вытащил из-за пазухи потрепанный кошель и передал его опешившему Гомбожабу.
– Это что такое? – не понял востоковед.
– Пятьдесят ланов. Мой долг.
Читать дальше