И буду!
И вот оно — утро!
Гром победы раздается! То есть на площади под фанфары и литавры исполняет фигурную маршировку тот же мощный военный оркестр во главе с роскошным тамбурмажором. За которым наблюдают праздничные горожане. На ступеньках мэрии прохаживается генерал Чернов, но не в парадном мундире, а боевой камуфле. На велосипеде подъезжает Степан Иваныч, с портфелем, красной повязкой с надписью «Избирком» на рукаве.
— Между прочим, Данила Иваныч, делаю вам официальное замечание: в день выборов всякая агитация воспрещена.
— А где агитация, Степан Иваныч?
— А вон… в трубы дует… Музыка полковая!
— А… черт! Говорил же я этому типу. Чего их аж из округа тащить? Так нет же: «Духоподъемно! Духоподъемно!» Камуфлу эту заставил напялить, будто я и не штабной, а на бронике… в полевых условиях. Как бы намек на боевые заслуги. Балаган! А самого нету… Как смыло… с утра… Ну и что там, на ваших долбаных участках? Мне хоть что-то светит?
— Информация разглашению не подлежит. Тем более еще не вечер.
— Да брось ты. Ну хоть намекни. Интересно же! Сколько за меня?
— Один из сотни.
— Твою мать! Говорил же я им, говорил. Выставился тут… Как болван… На посмешище… Ну я им и вломлю! С их пиаром!
А в номере-люкс — ни Петровского, ни Викули…
Только уборщица, женщина неопределенного возраста, потертая в передрягах, нагловато-простецкая, протирает зеркало.
— А слиняли эти пиарщики, генерал. Орали, орали друг на дружку, а потом разом собрались и на первую же электричку. Утром еще.
— Вот жулики. Могли бы и предупредить. Значит, уже поняли, что мне тут нечего ловить, и смылись.
— Что, не принимают тебя наши, служивый?
— Да так выходит. Не принимают.
— Выходит, даром с области прикатил? Без смыслу?
— Да нет, недаром… совсем недаром. И смысл, кажется, есть.
— Какой же, к чертям, смысл, когда тебя при таких-то погонищах на вороных катают?
— Да не в этом дело. Я со своих высот давно не спускался. А тут, у вас, как будто зеркало к моей роже поднесли и сказали: «Гляди, кто ты в действительности…»
— Ну и кто ты?
— Да уже почти отставной козы барабанщик. Не более. А коза, оказывается, не та, да и барабан дырявый. Что-то такое тут ваши про меня поняли, чего я и сам толком не пойму.
— А чего тут понимать? Кто-то тебя к кормушке пристраивает… На наши шеи. Ты же к скудости не привык? Значит, первым делом пойдешь коттедж себе городить… С забором выше крыши… резиденцию, под чин. Да мало ли чего.
— Да ничего мне городить не придется. Спасибо. Приложили!
— Ну и куда ты теперь?
— Дослуживать пойду. Куда денешься? Вот только чтобы мордой об стол возили, я, знаешь, не привык.
— Эх, повозили бы тебя, как меня жизнь возит!
Самое чудное — мне абсолютно до лампочки, выберут меня или не выберут! Я даже против этого портового хмыря ничего не имею. Тем более генерала.
Женсовет из Гаши, Карловны и Кыськи обследовал меня с ног до головы и пришел к выводу — к свиданке с Лазаревым я готова!
А у меня одно на уме: завтра я войду в его квартиру или уже сегодня? И там будет эта самая тетя Ангелина? Которой я на дух не нужна…
Да, еще же есть и эта новосибирская мама…
Хирургесса и, как он говорил, матерщинница.
А что, если она меня для начала отматерит, а потом чего-нибудь лишнего отрежет?
И как мне быть с фамилией?
Хотя Лазарева тоже вроде терпимо…
Наконец я вылезаю из дому во двор. Гришка в совершенно дурацком костюме «под взрослого» стоит на ступеньках крыльца, зажмурившись, а Гаша подрезает ему ножницами отросшую челку.
Нашла время.
Чуть поодаль стоит ресторатор Гоги с большой аляповатой папкой «Меню», напевая под нос бравурное.
Во двор влетает на своем скутере возбужденная Кыся:
— Лизавета Юрьевна! Папа Степа сердится: там журналистов понаехало, а вас нету!
— Каких еще журналистов?
— Разных. Аж из Москвы…
— Господи, нашли событие. Ладно, скажи Степан Иванычу: сейчас будем.
— Мам, а можно мне с Кысей поехать?
— Сегодня всем все можно.
Гришка, взвизгнув от восторга, усаживается на скутер, и они уносятся.
— Слушай, Гоги, я не понимаю: чего тебе от меня надо?
— Банкэт будэт?
— Не знаю.
— Я знаю. Будэт. Мой самый красивый ресторан видела?
— Да я там не бываю, Гоги!
Он впихивает мне в руки корочки:
— Теперь все время будешь. Посмотри меню. Слушай, мне на шашлык четырех барашков привезли. Знаешь откуда? С гор! Из Карачая! Черных. Самые исключительные. А вино? Настоящее деревенское. В бурдюках…
Читать дальше