— Позволь, Лазарев… Ты хоть объясни… С чего заводишься?
— Очень мощный запах дерьма ощущается… Многолетний… От курируемого вами городишки, Захар Ильич.
— Что за бред? Да подожди ты… Ну поговорить ты со мной можешь?
— Не испытываю особого желания… сейчас разговаривать с вами, господин Кочет.
Кочет багровеет:
— А когда испытаешь? Свое желание?
— Не знаю. Может быть, и никогда.
— Не по-человечески как-то, Алексей. Некрасиво. Не знаю, чем там тебя загрузили на меня… Но ведь столько лет… Я же к тебе почти что как к сыну…
— Успокойтесь, «папочка»…
Лазарев выходит.
— Похоже, ты горишь, Захар… Ильич… — замечает Аркаша.
— Не смей так со мной! Ты-ы-ы! Сопляк!
…К обеду я с трудом избавляюсь от Долли, запихнув ее вместе с ее аппаратами в харчевню к Гоги.
Который, естественно, бьет копытами при виде московской штучки и начинает атаку на нее со свежей севрюжки:
— Э-э-э… Слюшай, совсем не форель… Но кушать можно… Лизавета, и ты садись, дорогая…
Я с ходу линяю и, конечно, не вижу, как Долли звонит по мобильнику Туманскому. В конце концов она начинает смеяться:
— Слушай, Семеныч… Я же не пальцем деланная. Глазки мне папа с мамой вставили оптически безошибочные. И с нюхом в порядке. Да ты бы на него посмотрел! А главное — на нее! Алло! Алло! Отключился… папашка…
Гоги уже крутится у двери, принимая плащи от Петровского и его угрюмой Викторессы.
Долли снимает со вспышкой. И орет слишком восторженно:
— Боже! Кого я вижу! Маэстро Петровский! Викулечка! Сама себе не верю! Да вы подсаживайтесь…
Виктория нехотя расцеловывается с Долли, Петровский просто кивает, они садятся к ней за столик.
— Ничего не соображу… Юлий Леонидыч… Викуся… Вы-то что в этой деревне делаете?
Пиарщик брезгливо морщится:
— Да, пожалуй, делать нам тут больше нечего. Просчитываешь, городишь черт-те что… Копеечная история! Примитив! А прилетает вышестоящий дядя — и все кошке под хвост… «А вам не хотится под ручку пройтиться?», «Мой милый, конечно, хотится, хотится…» Тут все решает кому хотится и с кем хотится…
— Это вы о моей подружке?
— Извини, Юлик, но я тебе сразу говорила — твой Захар — не тот человек. У него даже морда хронического раздолбая.
«Хронический раздолбай» между тем торчит уже на полдороге из губернии к Сомову.
Не на дороге, конечно.
В лесной дубраве, где втихую отмечались победы. На усыпанной желудями жухлой траве еще и зола видна — от шашлычных костерков. «БМВ» Кочета и «жигуль» Серафимы стоят впритык. Где-то кукует кукушка. Максимыч строгает палку ножом. Кочет стоит, облокотившись о крышу своей машины, и курит. Серафима, сидя в машине с распахнутой дверцей, хмуро вслушивается и отсчитывает на пальцах «куки».
— Так сколько мне еще с тобой жить-то осталось, Захар? «Ку-ку» три… «ку-ку» четыре… Что-то маловато…
— Сбесилась природа, — отрешенно вздыхает старец. — До зимы всего ничего, а кукуня нажаривает. С чего бы это?
— Да прекратите! Вы! — срывается в ор бледный «вице». — Вы что, ничего не поняли? Чтобы сегодня, понимаете, немедленно… Табачная лавочка была прикрыта. Чтобы там не только следа — и запаху не осталось.
— Как у тебя все просто, Захарий. А упаковку куда? Табак? Там же еще из последней партии тонны две остались.
— Котельная есть — все в топку.
— Какие бабки сгорят! Ах, какие бабулечки! Только ничего не выйдет. А железяки куда? Они ж неподъемные. На двух железнодорожных платформах механику привозили. Полгода линию собирали. Из подвала не поднять… Нет, не вывезти…
— Ну так заварите сваркой все дыры в подвал… Двери… Вентиляцию… Закидайте каким-нибудь хламом. Коптильню раскрути… по новой… Серафима! Забей холодильники мясом. Кто там разберет, что у тебя и где…
— А может, обойдется, Захарий? Сколько раз так было… придут… понюхают… и уйдут…
— Папа… папа… чтобы они уходили, им сколько отстегнуто бывало?
— Ну и этим сунуть… Люди же…
— Эти не возьмут. Это все лазаревские барбосы. И вот еще что? Серафима!
— Да, мой сладенький…
— Со свиданками кончено. Прости, но береженого Бог… Тем более если и за меня возьмутся. В конце концов это же в твоих интересах.
— Так, значит?
— Так… так… Ну, нужно так… Где моя доля? По последней отгрузке?
— У Симки возьми.
Серафима вышвыривает большой бумажный пакет с деньгами прямо под ноги Кочету. Тот, став на колени, быстро собирает рассыпавшиеся пачки. Идет к своей машине, садится за баранку. Развернувшись, «БМВ» уезжает. Под его колесами с треском лопаются желуди.
Читать дальше