Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

— А кто из нас нет?

— Вы человек религиозный? — спросил Пиджак.

— Не особенно. Может, чуточку.

Пиджак кивнул. Ему не терпелось рассказать все Сосиске. Он завел разговор непосредственно со Слоном. Со всамделишным гангстером! И не такой уж он страшный! А даже религиозный! Ну, чуточку.

— Что ж, пора мне топать, — сказал Пиджак. — Я увижусь с вашей мамой в следующую среду.

— Ладно, старина. Как тебя зовут, кстати?

— Народ меня зовет дьяконом Каффи. Кое-кто — Пиджаком, но больше в округе кличут дьяконом.

Элефанти улыбнулся. А у дедка есть свой стиль.

— Ладно, дьякон. Кстати, чем занимается дьякон?

Пиджак ухмыльнулся.

— Ну-с, это вопрос хороший. Чем мы только не занимаемся. Подмогаем церкви. Выносим мусор. Иногда покупаем мебель. Приносим продукты диаконисе, чтобы устроить трапезу. Даже проповедуем время от времени, если попросят. Делаем, что надо делать. Мы как духовные разнорабочие.

— Ну ясно.

— Но в основном, сказать по правде, у цветных церквями заправляют бабы. Как моя покойная женушка или сестры Го и Бам-Бам.

— Они монашки?

— Нет, вроде бы нет. Так просто, сестры.

— Настоящие сестры?

— Нет.

Элефанти наморщил лоб в недоумении.

— Тогда почему их называют сестрами?

— Оттого, что все мы братья и сестры во Христе, мистер. Вы как-нибудь заходите к нам в церковь. Мать свою приводите. Сами все и увидите. Мы в Пяти Концах рады гостям.

— Посмотрим.

— Что ж, на том я вас оставлю, — сказал Пиджак. — И, надеюсь, до нашей новой встречи Господь будет хранить вас в своей ладони.

Элефанти, уже собиравшийся домой, застыл.

— Ну-ка, повтори, — сказал он.

— А, так моя Хетти благословляла всех встречных. В церкви мы все время так говорим гостям. Если придете, сами услышите. Это девиз церкви еще с той поры, когда меня здесь не было, а я живу тут двадцать лет. Больше того, назади церкви есть целая картина Иисуса с этим девизом у него над головой. Слова выписаны красивыми золотыми буквами. Не пропустишь.

Элефанти смотрел на него странно, с удивленным выражением, в котором Пиджак увидел невинность, и раздулся от гордости. Он подкинул белому пищу для размышлений. Да к тому же гангстеру! Может, он обратил этого малого к слову Божьему. «Вот будет потеха! Твой первый обращенный! Всамделишный гангстер!» Чувствуя себя на кураже, он повторил:

— «Пусть Господь хранит вас в своей ладони». Представишь эту картину в мыслях — и душа радуется.

— Где картина?

— Которая в мыслях?

— Нет. В церкви.

— А, та, старенькая? Это такой большой круг с Иисусом посередине и словами у него над головой. Сразу позади церкви.

— И сколько она там уже?

— Боже… да уж будет — ох, я и не знаю сколько. Никто толком не знает, кто ее нарисовал. Моя Хетти говорила, ее нарисовал какой-то мужик, когда церковь только строили. Сказала: «Не знаю, как наши олухи с ним расплатились, ведь в казне у нас никогда не водилось больше пятидесяти четырех долларов. Уж точно не лазили в кассу Рождественского клуба!» — Пиджак усмехнулся и прибавил: — Видите ли, моя Хетти берегла деньги Рождественского клуба. В коробке… где-то.

— Ясно… говоришь, картина… на задней стене снаружи?

— Ну да, так и есть. Большущая и красивая, Иисус в круге и руками почти этого круга касается. Писано прямо по шлакоблоку. Народ издалека приезжал, чтобы полюбоваться этой картиной. Теперь ее уже так не видать, но если встать в сорняках, то еще можно разобрать круг и все прочее как было. Я когда-то слышал, что в этой картине что-то особенное.

— Так это картина или фреска? Она накрыта? Под стеклом?

Элефанти уставился на него задумчиво, с написанным на лице любопытством, но по какой-то причине Пиджаку показалось, что до адресата не доходит духовная часть его посыла.

— Нет, не под стеклом. Ну, церковь за годы ее подкрашивала, поправляла. Цвет добавляла. Но его видно по-прежнему, ясно как день. Впрочем, важны не столько слова, — добавил он, возвращаясь к проповеди. — Сколько дух того, что желает Иисус. Хранить вас в своей ладони.

— А руки его видно?

— Вестимо.

Пиджак предусмотрительно не стал говорить: «Когда-то он был белым, пока его не перекрасили». Чего Пиджак не знал, так это того, что в действительности на стене церкви местный художник изобразил часть фрески «Страшный суд» Джотто ди Бондоне, оригинал которой находится в Капелле Скровеньи в Падуе, и Иисус на фреске изображен белым мужчиной с бородой. Несколько лет назад кое-кто из общины потребовал покрасить Иисуса в коричневый, и пастор Го — как всегда, желая угодить прихожанам, — с радостью нанял сына сестры Бибб, маляра Зика, затемнить Иисуса. При участии Сосиски и Пиджака так и сделали — покрыли лицо и руки Иисуса темно-коричневой строительной краской. Вышло, понятно, жутко — черты лица, переданные прошлым копиистом с бережным вниманием к деталям, так скверно исказило и руки так скверно исковеркало, что они стали какими-то блямбами. Зато Иисус, весело отметил в свое время пастор Го, теперь негр и, как всегда, посланец Божий, а в том и есть суть.