Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

— Неужели?

— Мы арестовали одного молодчика. По имени Эрл. Мы знаем, что ты его знаешь.

Ее улыбка пропала.

— Откуда?

— Мы вас видели. Мы… один из наших… проследил за вами. После потасовки во дворе на прошлой неделе.

— То есть после праздника в честь Супа?

— Как это ни назови, к тебе — э-э, без моего ведома — приставили человека. Он видел, как вы и огромный здоровяк выносите Эрла из жилпроекта на станцию Сильвер-стрит. Видел, что там произошло, как вы закрыли турникеты, потолковали с Эрлом по душам и отправили своей дорогой. Мне жаль, но это нарушение транспортных норм. Причем немаленькое — закрыть целую станцию метро.

Сестра Го, вспомнив Кельвина в будке, почувствовала, как кровь приливает к ее лицу.

— Это все я придумала. Это я вынудила Кельвина. Всего-то на десять минуток. Пока поезд не подошел. Не хочу, чтобы его уволили с работы по моей глупости.

— Что вы планировали?

— Я не собиралась бросать его на рельсы, если ты об этом.

— А что собирались делать?

— Я хотела, чтобы он скрылся из Коза, и спровадила. Можете вернуться с этим в участок или передать судье. Или я сама скажу судье. Этот тип кого-то выслеживал. Скорее всего, Пиджака. За этим сюда и приехал. Мне сказали, что его видели в Козе не в первый раз. Мы хотели его шугануть.

— Почему не заявили в полицию?

Она фыркнула.

— Приходить на праздник во дворе — не преступление. Кто-то бросил бутылку и по случайности угодил ему в голову. Я говорю только то, что угодно Богу. Правду. Так все и было. Когда он пришел в себя, был как в тумане. По воле Божьей эта штуковина его не прибила, только лишила сознания. Я так решила, что, опамятовавшись, он начнет махать кулаками. Вот и попросила Супа отнести его на станцию, а Кельвину сказала закрыть турникеты до первого поезда. Я не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал. Больше ничего не было.

— Это называется самосуд.

— Называй как угодно. Что сделано, то сделано.

— Надо было вызвать нас.

— Зачем звать полицию всякий раз, как мы закатываем простой праздник? Вы за нами не приглядываете. Вы за нами надзираете . Что-то я не вижу, чтоб вы стояли над душой у белых в Парк-Слоупе, когда они проводят свои районные праздники. Мы просто радовались за беднягу Супа, который сел в тюрьму мальчиком, а вышел мужчиной. И ого-го каким мужчиной, я бы сказала. Где ему теперь искать работу, с его-то размерами? Суп и мухи не обидит. Знаете, когда он был крошкой, он боялся выходить из дома. Целыми днями сидел в четырех стенах и смотрел телевизор. «Капитана Кенгуру», «Мистера Роджерса» и тому подобное.

— Передачи для детишек?

— Смотрел их с самого детства. Теперь он мусульманин. Можете себе представить? Трудились мы здесь над ним, трудились… — Она кивнула на церковь, потом пожала плечами. — Что ж… главное, чтобы так или иначе в его жизни был Бог. — Она оттолкнулась от косилки и рассеянно скосила пару стеблей на растресканной сухой почве у своих ног.

— Итак, три человека: вы, любитель передач для детишек и мужик из будки — перекрыли станцию, — сказал Катоха.

Сестра Го бросила срезать сорняки и посмотрела на него — выражение ее лица стало слегка рассерженным, с каким она встретила его в первый раз. Она заметила, как его взгляд спрятался и метнулся к земле. Не стыд ли она видела в глазах? И не поймешь.

— Я закрыла станцию. Я одна.

Катоха снял фуражку, вытер лоб рукавом и вернул ее на голову. Сестра Го пристально следила за ним. Каждое движение, по ее наблюдению, выдавало человека, который пытается обуздать чувства. Он не выглядел рассерженным. Или даже разочарованным. Скорее он словно обрек себя на какую-то немую печаль, которая притягивала ее, вопреки воле сестры Го, ибо ту печаль сестра Го знала не понаслышке. Ее слегка тревожила эта общность, но в то же время дико и почти устрашающе будоражила. Она и позабыла такое чувство. После тридцати одного года в браке, из которых пять последних были немым страданием с нечастыми проблесками крошечной, почти незаметной, бесполезной приязни, она почувствовала, как встряхнулась и пробудилась какая-то ее частица, считавшаяся давно погибшей.

— Станцию? Про станцию я знать не хочу, — сказал он. — И участок не хочет. И транспортное управление. Об этом я позаботился. Но этого типа Эрла мы арестовали — я арестовал, — и об этом уже следует знать тебе .

— Почему?

— Он… подозреваемый.

— Как и многие.

— Ладно. Он не просто подозреваемый. Он не торчок. Он, что называется, костолом. И притом умный. Вышибает тут и там зубы. Но сейчас он не проблема. Волноваться нечего. У нас на него заведено дело. Мы с ним работаем — или это он работает с нами. Это все, что я могу тебе сообщить. Это между нами. Так что можете больше не волноваться, что он вернется. Но вот тот, на кого он работает. Его мы не взяли, и о нем волноваться стоит .