Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

Губернатор кивнул.

— Сам я никогда не работал на Пять семей.

— Почему нет?

— Истинный ирландец знает, что однажды мир разобьет тебе сердце.

— Это что значит?

— Мне нравится дышать, сынок. Многих моих знакомых, работавших на семьи, через финишную черту перетаскивали по кускам. Твой отец — из редких людей, кто умер в постели.

— Он никогда не доверял им до конца, — сказал Элефанти.

— Почему?

— Много почему. Мы с севера Италии. Они — с юга. Я был молодой и глупый. Он не верил, что я долго протяну, когда меня примут в семью. Так что отвлекал работой в доке. Отдавал приказы. Я им следовал. Так у нас было заведено. И до тюрьмы, и после. Он был кукловодом, я — куклой. Работать в вагоне, перевозить товар, доставить туда, доставить сюда, припрятать это, дать на лапу такому, дать на лапу сякому. Сполна платить своим. Держать рот на замке. Вот и вся премудрость. Но он всегда одной ногой стоял в других областях: стройка, ростовщичество понемногу, даже какое-то время садоводство. У нас всегда имелись интересы на стороне.

— У вас имелись другие интересы, потому что твой отец не доверял семьям.

— Доверял . Просто проверял.

— Потому что?..

— Потому что тому, кто не доверяет сам, доверять нельзя.

Губернатор улыбнулся.

— Вот почему ты тот, кто нужен для работы.

Он лежал с таким довольным видом, что Элефанти не выдержал:

— Если готовишь очередную песню, то не старайся. Я всю дорогу в машине слушал по радио кузена Брюси. Он ставил Фрэнки Валли. Лучше него не поет никто.

Старик посмеялся, потом поднял хрупкую руку и показал на бумажку в кулаке Элефанти.

— Читай.

Элефанти развернул листок и прочел: «Тому, кто не доверяет сам, доверять нельзя».

— Я хорошо знал твоего отца, — серьезно сказал Губернатор. — Так, как никого не знал.

Элефанти не придумал, что ответить.

— А вот теперь я спою, — бодро добавил Губернатор. — Причем лучше Фрэнки Валли.

И рассказал все.

Когда тем вечером Элефанти на своем «линкольне» ехал домой через Мэйджор-Диган, все еще со сложенной бумажкой в кармане рубашки, у него кружилась голова. Он думал не о том, что поведал Губернатор, а о женщине сельского вида, которая вошла и тут же ретировалась с извинениями. Скромная красивая ирландка. Свежа, как весна. По его подсчетам, помоложе его, тридцать пять или около того, не слишком стара для брака. Она казалась чересчур скромной — он удивлялся, как такой робкий человек может вести бизнес. «С другой стороны, — думал он, — я еще не видел ее в деле. Может, она как я. На работе деловая, суровая и жесткая, но дома, по ночам, плачется звездам о любви и компаньоне».

«А может, я болван, — подумал он горько. — Просто изнывающее сердце — в целом городе изнывающих сердец. Да уж».

Он свернул на съезд, на шоссе Рузвельта, потом пролетел по восточной стороне Манхэттена к Бруклинскому мосту. Ему нравилось водить. В это время мысли могли блуждать, а замешательство — утихнуть. Было еще только полпятого, дороги оставались свободными. Он включил радио, и музыка вернула его к реальности. Он окинул взглядом Ист-Ривер, посмотрел на череду идущих баржей. Кое-какие он знал. Одни ходили с честными капитанами, которые гнушались черным товаром. Не возьмут на борт краденое колесо, даже если выложишь тысячу баксов. Другими командовали бестолковые идиоты, которые выкинут все принципы в окошко по цене чашки кофе. Первый тип — честные до неприличия. Просто не могут иначе. Второй тип — прирожденные мошенники.

«Кто из них я? — спросил он себя. — Хороший я или плохой?» — думал он, лавируя на дороге в «линкольне». Подумал о том, чтобы вовсе выйти из игры. Давняя мечта. Накопил он достаточно. Достаточно на жизнь. Ведь этого хотел папаня, верно? Можно продать два доходных дома в Бенсонхерсте, сбыть вагон Рэю с Кони-Айленда и уйти раз и навсегда. «И чем заняться? Работать в пекарне?» Самому не верилось, что его посетила эта мысль. Дочка Губернатора его еще толком и не знает, а он уже навострился к ней на кухню. Элефанти представил себя через десять лет: толстый муженек в поварской форме, раскатывает в три утра тесто и ставит в печку.

С другой стороны, в чем смысл жизни? Семья. Любовь. Эта женщина беспокоится о своем отце. Предана семье. Он понимал ее чувство. Оно немало о ней говорило.

Перед уходом он перебросился с ней парой слов. После их беседы Губернатор заснул на диване, и Элефанти спустился один. Она направлялась наверх к отцу и столкнулась с ним. Видимо, услышала, как он уходит, и решила проведать старика. Так бы поступил он сам. Проверить, что отец еще дышит, убедиться, что незнакомец — не какой-нибудь бандюган из прошлых лет, заявившийся свести счеты. Это тоже много говорило о ней. Застенчивая, но явно не чересчур и не глупая. И не из пугливых.