Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

— Ничего удивительного, что ты видишь привидение Хетти, Пиджачок. Я бы тоже струхнул, если бы с меня требовали такую сумму. Тебя обложили со всех сторон. Ты же запер за собой дверь, когда входил? Против меня Димс ничего не имеет, но, не считая детского плача, в мире нет хуже звука, чем когда старик за работой умоляет пощадить его жизнь. Что мешает Димсу ввалиться сюда с пушкой?

— Брось переживать по ерунде, — сказал Пиджак. — Никто за мной не следит. И я разговариваю не с привидением Хетти. Это меня заедает маета, Сосиска. Я разговариваю с маетой. Маета — не привидение. А моджо. Это ведьма. Мозги морочит. Выглядит как человек, но на самом деле не человек. А просто ведьма. Старики на родине только об этом и рассказывали. Ведьма может принять любое обличье. Вот откуда я знаю, что это не моя дорогая Хетти со мной разговаривает. Она никогда так не говорила, не обзывалась идиотом. Это все ведьма.

Сосиска рассмеялся.

— Вот потому я так и не женился. Мой дядюшка Гас женился на такой девахе. Встретил деваху в Тускалузе, а потом расплевался с ее папашей. Одна его корова поела на поле у папаши кукурузу. Он требовал за кукурузу сорок центов. Дядюшка Гас — ни в какую. Жена на него орать, а он все артачился, а потом она померла и навела на него порчу. Такого моджо я в жизни не видывал. Грудина у него раздалась, как курья грудка. По бокам головы волосы разгладились. А на макушке торчал чуб. Чудной на вид стал ниггер. Так и ходил, как петух, до самой смерти.

— Что же он просто не расплатился с ее папашей? — спросил Пиджак.

— А уже поздно было, — сказал Сосиска. — Сорок центов моджо не остановят. Как начнется, тут уже только четыреста. На него, видишь, жена тоже навела маету, как Хетти — на тебя.

— С чего ты взял, что это была Хетти?

— Неважно кто. Надо это развеять. Дядюшка Гас свою порчу развеял, когда взял церковную улитку и мариновал в уксусе семь дней. Тоже можешь попробовать.

— Это у вас в Алабаме так моджо развеивают, — сказал Пиджак. — Прошлый век. В Южной Каролине кладешь вилку под подушку и расставляешь ведра воды на кухне. Этим любую ведьму шуганешь.

— Не-а, — сказал Сосиска. — Обмакни собачий зуб в кукурузную кашу и носи на шее.

— Не-а. Взойди на холм с руками за головой.

— Сунь ладонь в банку кленового сиропа.

— Брось за порог посевную кукурузу и шелуху от фасоли.

— Десять раз перешагни через шест задом наперед.

— Проглоти три камешка…

Так они разорялись несколько минут, меряясь способами прогнать ведьм, обсуждая моджо, пока вокруг кипела современная жизнь величайшей метрополии в мире. На земле ревели бруклинские автомобили. В ратуше в двадцати кварталах от них президент Бруклинского боро принимал Нила Армстронга — первого человека на Луне. Во Флашинге, что в Квинсе, «Нью-Йорк Метс», бывшие бейсбольные мальчики для битья, а теперь — звезды, разогревались перед игрой на стадионе «Ши» под взглядами телекамер и пятидесяти шести тысяч человек на трибунах. В манхэттенском Верхнем Вест-Сайде Белла Абзуг, эксцентричная еврейская конгрессвумен, обсуждала со спонсорами баллотирование в президенты. Тем временем два старика в подвале хлестали самогон и состязались в моджо:

— Никогда не отворачивайся, когда мимо скачет лошадь…

— Брось дохлую мышь на красный коврик.

— В четверг подари зазнобе зонтик.

— Подуй на зеркало и обойди с ним дерево десять раз…

Они дошли до способа, который велел ставить керосиновую лампу в каждое окно каждого второго дома на четвертый четверг каждого месяца, когда генератор, словно сам по себе, дико взревел, печально икнул, поперхнулся и издох.

В подвале наступили сумерки, свет затух и погас бы совсем, если бы не второй генератор, что бурчал дальше, питая единственную лампочку в дальнем углу подвала. Она сияла ярко, как и знак выхода над дверью, через которую вошел Пиджак, плотно закрыв ее за собой.

— Ну, молодец, — проворчал Сосиска в почти кромешной тьме. — Принес с собой ведьм, сглазил мне тут всю машинерию.

Он присел, пошарил в генераторе, что-то подкрутил. Генератор жалко закашлялся, заикнулся и снова заворчал. Загорелся свет.

Пиджак недоуменно уставился на генератор. Тот ревел громко как никогда, на необычной скорости, дребезжа так, что Сосиске пришлось перекрикивать во все горло.

— Кажись, закоротило, — переорал он рев. Пиджак кивнул.

— Но если он подсоединен к четырем квартирам наверху, — заорал он, — чего здесь-то свет погас?

— Что?